Никто не сомневался, что мать Лизаветы лишат родительских прав. Говорили, что и без того непростительно затянули, ребенок уже несколько лет, по сути, беспризорничает.

Вначале Лизавета протестовать не собиралась. Она сама иногда подумывала, что в детском доме им с Кешей будет лучше. Даже как-то бегала смотреть на приютских детей — понятно, из-за забора — и после часа наблюдений сочла, что они выглядят вполне благополучными, веселыми и уж, по крайней мере, сытыми. Это просто бросалось в глаза.

В тот холодный осенний день жизнь Лизавету не баловала. Они с Кешей разделили на двоих лишь горсть мелких печений, пожертвованных старой соседкой с пятого этажа.

И когда — рано утром! Есть хотелось настолько сильно, что на играющих сверстников девочка смотрела с нескрываемой завистью и даже враждебностью.

Нет, Лизавета совсем не против отправиться в детский дом!

Впрочем, рановато девочка радовалась. Тут же выяснилось, что Кешу с ней оставлять не собираются.

Никто и мысли об этом не допускал!

Ошеломленной Лизавете очень понятно объяснили, что бойцовую собаку не разрешат держать вместе с детьми. И даже во дворе Кеше жить не позволят, потому что он потенциально опасен. Вот если бы у собаки не было ни одного зуба…

Наверное, добродушный милиционер пошутил. Вот только Лизавета никаких шуток понимать не хотела.

И наотрез отказалась идти куда-либо без Кеши. Заявила, что прожила шесть лет без детского дома и практически без помощи взрослых и проживет так еще двенадцать.

До совершеннолетия.

Но с Кешей.

И точка.

Никакие уговоры Лизавета слушать не желала. Смотрела поверх голов, судорожно стиснув губы в одну тонкую линию, а к ее ногам жался насупленный бультерьер, почуявший неладное. Пес злобно рычал, стоило кому-либо сделать шаг в сторону девочки.

Ситуация зашла в тупик. Милиционеры ругались меж собой громким шепотом, опасливо глядя на собаку.

Лизавета слышала: какой-то умник предложил пристрелить пса. На него зашикали, а Татьяна грозно рявкнула, что сама сейчас успокоит любого, причем простым ударом кулака в лоб — мол, у ребенка и без того психика травмирована.

Потом вспомнили, что собаку можно просто усыпить, а значит, нужно пригласить ветеринарную службу. Там, кажется, есть специальные пистолеты, стреляющие шприцами…

Побледневшая от страха Лизавета затопала ногами и сообщила, что жить без Кеши нигде не будет. Просто сбежит. И если Кеше нельзя в детский дом, тогда ей, Лизавете, наверняка можно в приют для бродячих животных.

Она обещает там не кусаться!

Милиционеры шутку оценили и нервно захохотали.

А Татьяна холодно предложила Лизавете пожить с ней. Мол, все равно собиралась снять квартиру, сколько можно ютиться у родителей, ей давно не восемнадцать лет…

Соседи взволнованно загомонили. Представители власти переглядывались и говорили что-то об опекунстве. А Лизавета в упор смотрела на странную тетку и не знала что сказать.

— Ну? — хмуро спросила Татьяна, обращаясь только к ней. — Твое решение?

— Ты мне совсем не нравишься, — угрюмо буркнула Лизавета, исподлобья рассматривая неожиданную благодетельницу.

— Ты мне тоже, — тем же тоном сообщила Татьяна и брезгливо поморщилась: девчонка с прошлой встречи чище не стала.

Обе помолчали. Наблюдающая сторона (милиция и соседи) затаила дыхание. Кеша тяжело сопел, ему хотелось поскорее отсюда сбежать, возбужденная толпа раздражала, но оставить маленькую хозяйку без защиты он не мог.

— Я правильно поняла, — звонко спросила Лизавета, — ты приглашаешь и Кешу?

— Да.

— И ты его не выгонишь?

— Только вместе с тобой.

Кеша нервно пукнул и удивленно оглянулся: что за звук? Лизавета покраснела и торопливо сказала:

— Я согласна.

И вот теперь бежала за хмурой теткой сама не зная куда.

Время от времени находила взглядом Кешу и моментально успокаивалась: пес выглядел на удивление безмятежно, Лизавета и не помнила, когда в последний раз видела его настолько расслабленным.

«Может, все и обойдется, — с надеждой подумала она. — Я с мамкой как-то уживалась, а с этой… Не пьет же!»

Главное, Кеша остался с ней.

Сауле сидела в приемной и затравленно смотрела на телефоны. Они звонили один за другим, а то и несколько одновременно, приходилось извиняться и отвечать по очереди.

Изредка заглядывали сослуживцы. Сауле мучительно краснела и косноязычно сообщала, что шефа нет, обещал подойти только к обеду. На нее бросали изумленные взгляды: уж очень не на месте была эта странная девица в своей мешковатой старушечьей одежде и с манерами дичка.

Сауле в какой-то момент даже пожалела, что не послушала Татьяну и не надела лиловый брючный костюм с белой блузкой, подруга принесла их вчера вечером, как и аккуратные туфельки на невысоких каблучках.

Причем угадала с размерами, все сидело как влитое. Сауле себя не узнала, когда Татьяна подтащила ее к зеркалу.

Опять зазвонил телефон. Сауле подняла трубку и испуганно привстала со стула: Векшегонов! Она слушала и все больше бледнела: ну почему ей так не везет? Первый день за секретаря и…

— …Так что подготовьте все и не подведите меня, — сухо закончил Сергей.

Временная секретарша молчала как рыба — хорошо, хоть на работу вышла вовремя! — и он чуть мягче добавил:

— Да не волнуйтесь вы так! Совещание продлится не больше часа, это даже не совещание, а так, рабочая встреча с заказчиками. Ну и Колыванов обещал подъехать, само собой, он же владелец фирмы, не знаю, в курсе ли вы…

Собственная фамилия заставила Сауле вздрогнуть, и она что-то невнятно прошелестела. Сергей раздраженно воскликнул:

— Вы что там, готовитесь упасть в обморок? Саша, нельзя же так! Не забывайте, вы на работе!

— Я… помню, — пролепетала Сауле.

— Поверю на слово, — буркнул Сергей. — Короче, я от вас никаких подвигов не жду. Исключительно кофе или чай — это уж как пожелают гости — плюс тонко нарезанные лимоны, вскрытая коробка конфет, хорошее печенье, можно пирожные, только если у вас есть свежие…

Сауле молчала.

— Я понятно изъясняюсь?

— Д-да…

— Прекрасно! Совещание начнется в два часа, так что у вас есть время прийти в себя и все подготовить.

Сергей отключился и обеспокоенно подумал, что неплохо бы за час-два до встречи с заказчиками и шефом заскочить в офис. Проверить, как там эта несуразная девчонка.

«Надеюсь, — хмуро подумал Векшегонов, — она переоденется. Вероника должна была поговорить с ней на эту тему, я, кажется, специально просил…»