А может, все гораздо элементарнее? «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места». Ничего не надо возвращать, потому что ничего нельзя вернуть. И заблуждался милый идеалист Пьер де Кубертен, который в конце XIX — начале ХХ века на голубом глазу полагал, будто возрожденное олимпийское движение способно вдохнуть в человечество «дух свободы, мирного соревнования и физического совершенствования». Дух свободы? Скорее дух фанатизма оголтелых болельщиков, ищущих на стадионе выход разгоряченным эмоциям. Мирное соревнование? Борьба бульдогов под ковром, масса уловок, от сравнительно честных до уголовно наказуемых, которые предпринимаются ради того, чтобы дать выиграть своим и утопить чужих. Что касается физического совершенствования, тут Кубертен был истинным наследником Древней Греции и полагал, что возможности физического совершенства человека безграничны. Будучи врачом, Тихон Давыдов согласиться с ним не мог: наука свидетельствовала четко и однозначно, что как ни развивай мускулы и суставы, все же у их развития есть предел, который человеческий организм не может переступить. Если он, конечно, человек, а не супермен из фильма, напичканного компьютерными спецэффектами. И тогда на сцену выходит Его Мерзейшее Фармакологическое Величество — допинг.

В чем Давыдов видит основной недостаток современного спорта? В том, что он стремится сделать из спортсмена не олимпийское божество, спокойное и гармоничное, а… лошадь. Да, именно так! Сам по себе термин «допинг» пошел из мира скачек, особенно популярных в Англии, и берет начало в глаголе dope, что означает «заставить лошадь быстрее бежать на скачках». Очень скоро чума допинга перекинулась и на людей: так стали называть любые химические вещества или манипуляции, которые искусственно стимулируют физическую либо психическую работоспособность спортсмена. Против этого Тихон Давыдов боролся всеми доступными ему методами. Потому что это нечестно, вредно, неспортивно, в конце концов! Так полагал Давыдов — тоже, оказалось, по-своему идеалист. Потому что постоянно натыкался на глухое, но упорное сопротивление — тренеров, спортивного руководства, даже коллег-врачей, которые, казалось бы, по долгу службы должны были его поддерживать. Но нет, они тоже на первое место ставили не здоровье вверенных им спортсменов, а победу. Престиж нации! На самом деле, о каком престиже может идти речь, если на Олимпиаде при обнаружении в крови и моче следов стимулирующего вещества победитель обязан вернуть золотую медаль? Скорее, национальный позор. Можно потом долго оспаривать решение, утверждать, что стимулятор входил в состав обычной пищевой биодобавки и ни спортсмен, ни тренер не знали о его наличии там; можно с пеной у рта доказывать, что экспертиза была предвзятой — в любом случае пятно на репутации останется. В первую очередь пятно на репутации спортсмена. Ну так что же! Лес рубят — щепки летят. Мало у нас разве людей? Вместо одного, который не сумел перейти антидопинговое минное поле, возьмут другого. Прикрывать его будут получше, но стимулятор в тот или иной момент подсунут и ему. Ради нового мирового рекорда.

Скаковые лошади… Все чаще возникал этот образ в сознании доктора Тихона Давыдова. Взмыленные лошади, которые несутся бешеным галопом, перепрыгивая барьеры и рвы. Лошади, которые падают, не преодолев препятствия. Ломают хрупкие изящные ноги, отшибают внутренности, будучи обречены на верную смерть. Он видел перед собой плачущие глаза — лошадиные или человеческие? Тоска и жалость истекали из этих глаз…

Неудивительно, что Давыдов постепенно погружался в пучину чернейшего пессимизма. Он больше не хотел говорить с посторонними о спорте — хотя в начале карьеры давал направо и налево интервью, превознося идеалы олимпийского движения. Он не хотел говорить о борьбе с допингом, сознавая, что не совершил на своем посту и половины того, что задумал, — хотя продолжал делать все, что только возможно. Временами, в минуты отчаяния, он думал, что допинг становится неотъемлемой, хоть и не признаваемой официально, частью современного спорта и что он ничего не сможет с этим поделать. И никто не сможет. И, самое главное, никому это не нужно и не интересно.

Как вдруг объявились эти самопальные энтузиасты, члены «Клуба по борьбе с запрещенными стимуляторами» — в основном сами спортсмены и тренеры. Решили, так сказать, сбросить допинг с трона движением снизу. Приглашали Тихона Давыдова вступить в их клуб, чтобы придать ему легитимность. От вступления он отказался, но свое, так скажем, профессиональное благословение дал. С тем чтобы они не слишком-то усердствовали. Дело-то, в общем, благое, однако не все равно, каким способом его делать. А то, помнится, среди членов клуба были такие горячие головы, которые предлагали бороться с приемом допинга средствами, которые законными считаться не могут. Несмотря на то что, будь воля Давыдова, он бы с радостью все эти анаболики и стимуляторы психики искоренил, он считал — и продолжает считать! — что бороться нужно все-таки с допингом, а не с людьми, принимающими допинг. Тем более что большинство этих людей ни в чем не виноваты, а если виноваты, то своими страданиями уже с лихвой искупили вину.

Да, так что там получилось с этим клубом? Несколько раз его представители связывались с Давыдовым, но ни одной совместной акции так и не провели. Ну да, конечно, ему кое-что о них известно, но далеко не все. У него сложилось впечатление, что радикальное крыло клуба поссорилось с менее радикальным, или не поссорились, а просто не сошлись во мнениях, и с определенного момента они стали действовать раздельно… Ну да кто их разберет! Все самодеятельные образования, стремящиеся заменить собой официальные структуры, страдают неорганизованностью, из-за которой постепенно их деятельность сходит на нет — как правило, ко всеобщему облегчению.

Но у «Клуба по борьбе с запрещенными стимуляторами», очевидно, вышло по-другому… что-то там получилось нехорошее, иначе не стала бы беспокоиться по этому поводу Генпрокуратура. Тихону Давыдову надо как следует продумать, что отвечать в Генпрокуратуре. Если его попытаются завалить, он намерен упирать на то, что ни к чему не причастен, наоборот, удерживал членов клуба от необдуманных поступков. Что до него, он просто делает свое дело. И, как истинный профессионал, терпеть не может самодеятельности. Тем более когда она создает опасность.

Бедные, наивные создатели «Клуба по борьбе с запрещенными стимуляторами»! Не представляют они, в какое осиное гнездо лезут, какой огонь со стороны криминала способны вызвать на себя. Он, Тихон Давыдов, представляет. Он как раз сейчас раскапывает сложные связи, которые от непосредственных поставщиков допинга ведут на самый государственный верх, в Госдуму… Но тише! Без доказательств — это просто клевета, за которую его, если он вздумает заявить об этом во всеуслышание, сровняют с землей. Если ему удастся раздобыть доказательства этих связей, тогда он, и верно, до генпрокурора дойдет. Уж он этого так не оставит! Это будет сильный удар по допингу…

А до тех пор — извините, встречаться с представителями Генпрокуратуры по поводу «Клуба по борьбе с запрещенными стимуляторами» Тихону Давыдову не слишком хочется.

Операцию по проникновению в пределы наркологической клиники на Зеленом проспекте готовили в спешке, но серьезно. Первым делом отыскали подсадную утку, готовую обеспечить базис для желаемого проникновения. «Уткой» оказался двоюродный племянник Севы Голованова, «отвязный перец» в переходном возрасте — от дикого к более или менее стабильному, — который у него продолжался вот уже десять лет и заканчиваться не собирался. Выкуренные «косяки», а также время от времени полоски «кокса» не были новостью в его бурной жизни, на карьеру программиста факт пребывания в специализированной клинике, даже если о том станет известно, повлиять не мог, а потому Димка по прозвищу Шлем охотно согласился сделать перерыв в течении жизни, полном бурь и терзаний, и залечь в клинику. Кстати, ему любопытно было ознакомиться с бытом подобных учреждений: такого он еще не пробовал.