Коллинз, прежде такой страстный и красноречивый, промолчал. Магнус заметил, что его противник фиксирует взглядом каждый нюанс в его движениях. Магнус попытался нанести пару прямых ударов левой рукой, но Коллинз знал, что они не достигнут цели, и потому даже не шелохнулся. Из-за его пассивности воинственный пыл Магнуса постепенно затухал и в конце концов сменился детской обидой. Они не дрались как мужчины. Они играли в салки.

Магнус смерил взглядом своего противника. Единственное, что вызывало у него удовлетворение, так это сознание того, чем все закончится. У Коллинза не было ни малейшего шанса выжить. Но спокойствие жертвы беспокоило Магнуса, и он уже почти принял решение позвать Бруно обратно, чтобы завершить этот спектакль. Пожалуй, безопаснее было связать Коллинза и перевезти в центр города для публичных пыток и казни путем медленного расчленения.

И пусть бы Рубщик сделал свое дело, после чего все вернулось бы в привычное русло, а от Коллинза осталась бы лишь кровавая и шокирующая память. Этого было вполне достаточно, чтобы напомнить жителям Эбирна о том, кто правит городом, и заставить навсегда забыть бредовые идеи о воздержании от мяса, Божественного продукта.

О чем я думаю? Человек уже не помнит, когда в последний раз нормально питался. Как же ему еще двигаться при такой степени истощения? Сейчас я схвачу его, и все будет кончено. Если он не хочет, чтобы его поймали, я натравлю на него Бруно. Так или иначе, он останется моей добычей. Боже, с каким же удовольствием я переломаю ему кости.

Магнус сделал очередной уверенный выпад, и Коллинз снова увернулся. Магнус размахнулся так сильно, что потерял равновесие. Он увидел удивление в глазах Коллинза, который и не мечтал о такой удаче. Магнус почувствовал, как что-то похожее на острый камень вонзилось ему в кадык — это был костлявый локоть Коллинза. К тому времени, как это случилось, было уже слишком поздно наносить ответный удар.

Дубинка выпала из ватных пальцев Магнуса. Левая рука потянулась к шее. Он не мог ни дышать, ни глотать. Было полное ощущение, будто в горле застряла сливовая косточка. Он попытался позвать Бруно, но не смог выдавить из себя ни звука. Мысленно он выкрикивал яростные угрозы, но произнести их вслух не мог. Он задыхался, в то время как Коллинз спокойно за ним наблюдал. Сейчас Магнус был беззащитен, но Коллинз не спешил воспользоваться ситуацией.

Вот оно. Этот ублюдок будет стоять и смотреть, как я умираю.

— Возможно, теперь ты отнесешься ко мне немного серьезнее, — сказал Коллинз.

Магнус видел, что Коллинз и сам не верит в свою удачу. Он попытался опереться на что-то, но вокруг была пустота. Тогда он упал на колени и принялся массировать шею своими толстыми пальцами. Но облегчения не наступало, наоборот, боль лишь усиливалась. Коллинз улыбнулся, и Магнус увидел отразившееся на его лице облегчение.

— И все равно я рад, что мы встретились.

Коллинз исчез из поля зрения, метнувшись к окну, и у Магнуса в глазах почернело и зажглись звезды.

После смены «Динос» был раем для заводских рабочих.

Здесь было шумно, накурено и подавали крепкую зерновую водку, с помощью которой рабочие — будь то скотники, дояры или пастухи — расслаблялись и душой, и телом. Заведение было, конечно, скандальное в силу особенностей клиентуры. Однако высокие заработки рабочих и их особый статус определяли и закрытость заведения, куда обычным горожанам без связей было не пробиться. Многие незамужние дамы Эбирна приходили в «Динос», чтобы подыскать себе достойного мужа. Женщинам было от шестнадцати до сорока, и некоторые из них ждали своего суженого годами. Скотники звали их отработанными дойными коровами. Но женщины не сдавались. Нужно было либо терпеть, либо умирать от безнадежности.

Здесь звучали танцевальные мелодии; в распоряжении музыкантов были скрипка, гитара, свисток и пара грохочущих барабанов. Музыка была тяжеловата, но работяги все равно прыгали и дергались. Музыкальные инструменты были редкостью для Эбирна. А живая музыка в профессиональном исполнении — редкостью еще большей. Уже через час после смены большинство посетителей лихо отплясывали или просто пили водку. Остальные поглядывали на площадку для танцев, выбирая добычу. Рабочие высматривали молодых здоровых женщин — еще одна редкость для Эбирна, — в то время как женщины были готовы на любого мужчину.

Дояры явились прежде, чем кафедральные часы пробили назначенный час. Они не знали, как отнесется Торранс к опозданию — пусть даже не на работу. И никому не хотелось проверить это на собственном опыте.

Они зашли в бар, имея в запасе несколько минут; гигантам-вышибалам, которые их не узнали, дояры показали свои рабочие пропуска. Попав в зал, парни зажмурились от дыма, громкого смеха и криков. Над площадкой для танцев клубилось облако испарений. Новичков никто не заметил.

Не зная, чем заняться, они проследовали за Парфиттом, который уже протискивался к бару. Каждый из дояров чувствовал себя первоклассником в первый школьный день, когда не знаешь, чего ждать, и от этого волнуешься. Для них посещение «Динос» было чем-то вроде вступления во взрослую жизнь, и они радовались, что Торранс «пригласил» их.

Парфитту хотелось бы подробнее изучить скудный ассортимент бара, прежде чем делать заказ — никто из них раньше не пробовал крепких напитков, — но один из барменов уже его заметил. Он не пытался перекричать общий галдеж, просто кивнул, давая понять, что готов принять у них заказ, и подошел ближе. Парфитту пришлось на ходу принимать решение, и он выбрал бутылку с самой красочной этикеткой.

— Четыре «хлыста», — крикнул он.

— А хорошие манеры, что, дома забыл?

Кажется, он что-то не так произнес. Парфитт покраснел. Ничего не оставалось, как признать ошибку.

— Пожалуйста, — добавил он.

Бармен осклабился. У него отсутствовали передние нижние и верхние зубы. Отвернувшись, он налил водки в четыре рюмки и выставил их на барную стойку. Дояры потянулись за рюмками, но бармен жестом их остановил.

— Пару слов в качестве совета, ребята. Если хотите выпивать в «Динос», вы должны вести себя как настоящие рабочие — то есть выказывать уважение, и тогда вас тоже будут уважать. Не надо строить из себя крутых. Понятно?

Они переглянулись, и в каждой паре глаз можно было прочесть: Неужели мы должны это терпеть? Ответа никто не знал, но затевать драку во время первого же посещения бара не стоило. Как знать, может, со временем они станут здесь завсегдатаями. Парфитт, в частности, думал о женщинах, которых уже успел заприметить у стойки бара.

Испытывая злость, они все-таки сдержались и молча кивнули.

— Вот и славно. Четыре пенса за напитки.

— Сколько-сколько? — с удивлением проговорил Парфитт.

Бармен вымученно вздохнул.

— Послушайте, вы выбрали самую дорогую водку и теперь должны платить, что непонятно? Алкоголь поставляется зерновыми баронами. А вся водка одинаковая, только цена разная. В следующий раз берите «Шило».