— Хорошо бы жить здесь всегда, — мечтательно произнесла Маргарет.

— К сожалению, это невозможно.

Она с готовностью кивнула:

— Потому что твоя работа в Эдинбурге.

— И наш дом, не забывай об этом.

— А ты не мог бы построить что-нибудь здесь? — Она обвела взглядом долину. Процветающая деревенька, прилепившаяся к склону холма, разрасталась с каждым годом, а дорога, ведущая в Инвернесс, из наезженной колеи превратилась в мощеный тракт. В Гилмуре проживало около двухсот человек, почти все они работали на верфях.

— Извини, Мэгги, — сказал он. — Но я не могу бросить свой бизнес в Эдинбурге.

— Ты всегда так говоришь, — вздохнув, протянула Маргарет, не скрывая своего недовольства.

Дуглас подавил улыбку.

— Мне хотелось бы побывать в Гилмуре зимой. Робби говорит, что деревья покрываются инеем, а лес выглядит как в сказке. Мы можем сюда приехать?

— Зимой здесь слишком холодно и ветрено, — возразил Дуглас, проделавший этот путь не однажды.

— Ну и что? В Гилмуре полно каминов. Так что мы не замерзнем.

— Ладно, посмотрим, — сказал он, и девочка снова вздохнула, послав ему укоризненный взгляд.

Усмехнувшись, Дуглас подхватил ее под мышки, поднял и чмокнул в нос. При виде ее улыбки у него отлегло от сердца.

— Ты все-таки постарайся, папа, — сказала Маргарет, когда он поставил ее на землю. Она запрокинула голову, глядя на него, и он снова увидел материнские черты в лице ребенка.

«Уходи, Жанна».

Плод его воображения только улыбнулся.

Жанна оделась и, по обыкновению, потянулась к цепочке, чтобы поправить медальон. Коснувшись шеи, она вспомнила, что лишилась своего неизменного украшения.

Хоть и не особенно красивое, оно было последним звеном, которое связывало ее с покойной матерью. Воланом и, возможно, прошлым. Но как бы Жанна ни дорожила медальоном, она была не настолько глупа, чтобы вернуться в дом Хартли. Не для того она приложила столько усилий, чтобы сбежать оттуда.

За завтраком слуги, как обычно, болтали. В основном разговор вертелся вокруг Дугласа и Маргарет.

— Когда они должны приехать? — спросила Жанна у Бетти, когда остальные разошлись. При этом сердце у нее учащенно забилось.

— Примерно через месяц. Мистер Дуглас никогда не задерживается. Правда, мисс Маргарет обычно проводит там больше времени. В этом году она уехала на три недели раньше, чтобы побыть с мистером Хэмишем и его женой, которых очень любит. Да и они в ней души не чают. Ничего, время пролетит быстро, — добавила Бетти, видимо, догадавшись, что это известие огорчило Жанну. — Кухарка осваивает несколько новых рецептов для мисс Маргарет, да и я должна кое-что сделать к ее приезду. Не успеем оглянуться, как они уже будут здесь.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила Жанна, оглядывая кухню, которая была в идеальном порядке. Она не привыкла к праздности, даже в монастыре ей давали различные поручения. А после отъезда Дугласа у нее оставалось слишком много времени для размышлений.

— О нет, мисс, в этом нет никакой необходимости. Наслаждайтесь отдыхом. На углу есть чудесный сквер. Почему бы вам не прогуляться? После грозы воздух такой свежий.

Бетти вытерла и без того чистый стол, выстирала и отжала тряпку.

— Вы не собираетесь в город? — поинтересовалась Жанна. — Я хотела попросить вас об одолжении.

Бетти бросила на нее любопытный взгляд:

— Да, мисс?

— Я забыла медальон на прежнем месте работы. А мне он очень дорог. Может, кто-нибудь сходит за ним?

— На прежнем месте?

Жанна подумала, что напрасно заговорила об этом.

Что еще ей придется выложить?

— Я была гувернанткой старшего сына Роберта Хартли.

— Мне и в голову не приходило, что вы работали здесь, в Эдинбурге, — заметила Бетти с притворным равнодушием. — Мистер Дуглас сказал только, что вы из Франции.

Жанна предпочла промолчать. Бетти всегда была дружелюбна с ней, но сейчас дружелюбие сменилось подозрительностью.

— Вы могли бы сходить туда сами, мисс. Пока есть свободное время.

Жанна поднялась из-за стола и подошла к окну, перегороженному полками с растениями. Наступило молчание.

— Я предпочла бы не возвращаться в дом Хартли, — наконец сказала Жанна.

Бетти бросила на нее острый взгляд.

Глубоко вздохнув, Жанна повернулась к ней лицом:

— У меня не было выбора, кроме как уйти оттуда, Бетти. Хотя, возможно, был, — поправилась она. — Но я предпочла уйти, чем остаться на предложенных условиях.

— И какие же это были условия? — прищурилась Бетти.

— Не все ли равно?

Бетти не отвела глаз.

— А здешние условия вам больше подходят, мисс?

И тут Жанна поняла, что слугам все известно. Они не только знают, что Жанна делит постель с Дугласом, но и одобряют данный факт.

Жанна почувствовала, как кровь прилила к щекам.

— Я сама решаю, пускать мужчину в свою постель или нет. Это мой выбор, и только мой. Никто не принудит меня к этому. — Годами она жила, лишенная такой роскоши, как право выбора. И поклялась никогда больше не становиться пленницей.

Бетти удивила ее, кивнув.

— Вы и нас оставите? — поинтересовалась она, подразумевая, очевидно, Дугласа.

Выходит, не оскорбленная скромность, а преданность заставила Бетти заговорить ледяным тоном.

— Когда не буду больше нужна, — отозвалась Жанна, признаваясь себе в горькой правде.

Бетти снова кивнула.

— Дайте мне адрес, — сказала она. — Я сегодня же схожу за вашим медальоном. — Спустя мгновение она вышла за дверь, оставив Жанну одну.

— Когда не буду больше нужна, — повторила Жанна вслух. Сколько ночей, лежа без сна, она думала именно об этом? Она останется с Дугласом, пока он не отошлет ее прочь, но сама ни за что не уйдет. Только сейчас она поняла, как нуждается в нем.

Более мудрая женщина испугалась бы, но Жанна лишь слабо улыбнулась. Похоже, она снова стала пленницей.

Дуглас оглядел главный зал, довольный, что завтра наконец-то отправится домой. Он отбыл весь срок, хотя поводов уехать из Гилмура раньше было более чем достаточно. Полным ходом шли переговоры о новом складе в Лондоне. Кроме того, ожидалось прибытие двух кораблей из Индии, где капитанами служили друзья его детства, проведенного в Новой Шотландии, и Дуглас с нетерпением ждал встречи с ними.

Но основной причиной, заставлявшей его стремиться в Эдинбург, была Жанна, в чем Дуглас не собирался признаваться даже самому себе.