— Некогда сейчас выяснять! Бутылку сюда подать мгновенно! — кричит возбужденный Борька, он уже укладывает испеченные баклажаны на поднос. — Сейчас мы проведем премедикацию, — объясняет он.

— Это еще что такое? — настораживается Гофман.

— Выпьем сейчас по полному стакану и закусим этой жирной, полезной, витаминизированной пищей, — объясняет Костенко. — Потом около часа ни капли спиртного, зато по истечении этого срока пить можно будет литрами, не запьянеешь и голова утром болеть не будет.

— Хули тогда пить, если не запьянеешь? — удивляется обалдевший Сергуня. — Нет уж, я по своим правилам лучше бухать буду.

Он судорожными глотками опустошает стакан, потом по-босятски занюхивает хлебом и этот хлеб сжирает. Морда у него становится красная, глаза слезятся. Сергуня икает, кряхтит и мотает головой.

— Быдло! А еще еврей называется, — неприязненно комментирует Борька.

Грамотно проведя премедикацию, мы расслабленно курим. Рыбалка началась.

Попробуйте-ка вытащить пятикилограммового сома в водах умеренного климата, он вам доставит много хлопот. Здесь же, в теплой воде, эти скользкие усатые рыбины ленивы, изнежены. Вытащить из Иордана даже и шести-семикилограммового сома не представляет никаких сложностей. Он почти не сопротивляется.

Как только начало смеркаться, мы стали снимать сомов со всех донок, брали усатые хищники на любую наживку. Салим и Сергуня отцепляли их от крючков, а я тут же на берегу резал сомам головы. Это делается для того, чтобы рыбы не расползлись. Сом очень живуч и может переползать по суше значительные расстояния. Обезглавленные рыбы еще долго шевелятся. Да и головы продолжают какое-то время жить автономно от тела: раскрывают пасть, двигают усами. Хвосты я тоже отсекал острым ножом, затем потрошил рыбьи тела. Подготовленные тушки складывал в мешок. Отходы я собрал в кучу, потом выброшу их в речку, ниже по течению — к утру от всего этого не останется и следа. Дело в том, что воды Иордана густо заселены различными животными. Есть тут и падальщики — пресноводные крабы, именно они первые сбегутся на запах сомовьих останков и, быстро орудуя крепкими клешнями, выполнят свою санитарную функцию — сожрут все содержащие белок ткани, на дне останутся только отполированные белые кости. В реке также проживают водяные змеи, черепахи, крысы. Иорданская фауна богата и разнообразна. Нередко черепахи на крючок попадаются. Один раз я поймал и притащил домой довольно крупную рептилию. Хотел сварить черепаховый суп, а панцирь отполировать, покрыть лаком и повесить на стенку. Но теща выгнала меня вместе с черепахой, которую мне пришлось отнести к ближайшей канаве и там выпустить.

Анна Исааковна вообще не поощряла мои кулинарные изыски. Однажды я насобирал несколько десятков виноградных улиток и продержал их две недели в кладовке, подкармливая мукой, как рекомендовала книга «Французская кухня». Когда у улиток закончилась мучная диета, я принес их на кухню, чтобы приготовить блюдо «Улитки в сухом вине с базиликом и чесноком». Но теща крепостью встала у меня на пути к плите.

— Вот когда переедете в собственную квартиру, тогда и будете готовить себе все, что хотите, хоть червяков с тараканами, — решительно пресекла Анна Исааковна мои эксперименты.

Но вернемся к рыбалке.

Все, кроме Сергуни, стойко выдерживали установленный Борисом часовой мораторий на спиртное. Гофман же несколько раз подбегал к столу, прикладывался к бутылке и, занюхав рукавом, опять несся проверять донки — сомы клевали непрерывно, другая рыба не ловилась совершенно. Скоро нам надоело это однообразие, и мы поднялись к месту стоянки. Борька не торопясь занимался своим делом — готовил закуску, намереваясь провести приятную, долгую ночь в чревоугодии и возлияниях. На столе у него стояло множество пластиковых коробок, в них находилось мясо различных сортов, каждый сорт был замаринован по определенному рецепту. Борька — творческий человек, поэт кулинарии. Сергуня же, хлебнув еще раз из бутылки, отрубился под колесом автомобиля. В гастрономическом празднике он участвовать был уже не в состоянии.

— Смотри, Арканя, вот он — представитель богоизбранного народа, — сокрушался Борис Костенко.

— Иннахуй… — злобно мычал в ответ потомок Авраама и пытался пнуть Борьку ногой.

Салим вытащил из багажника свой мешок и стал сооружать какую-то сложную конструкцию, состоящую из стеклянной колбы, в которую он налил холодной воды, и металлических трубок. Затем он вытащил гибкий и длинный, как змея, шланг, подсоединил его к сооружению и стал наполнять глиняную чашку неизвестной темной массой. Потом горло чашки он плотно закрыл фольгой, в которой проделал зубочисткой несколько отверстий.

— Наргилла… — таинственно шепнул он нам.

Потом молодой араб выхватил из мангала раскаленный уголь и, аккуратно положив его на дырявую фольгу, стал энергично сосать свободный конец шланга. Вода в колбе забурлила.

— Кальян! — обрадовался я.

Салим передал шланг мне. Я сделал несколько сильных затяжек. Во рту почувствовался охлажденный дым, он ведь прошел через воду. Дым этот обладал свежим яблочным вкусом. Курительный прибор заставил нас вспомнить, что мы на Востоке.

Вольготно развалившись на теплой земле, я вдыхал ароматный дым, расслаблялся и чувствовал себя арабским шейхом, забыл, что на самом деле я — низкооплачиваемый эмигрант, зачем-то припершийся в чужую страну.

К утру мы допили водку, всю ночь слушая рассказы Салима о его любовных похождениях. Все истории были ложью от первого до последнего слова. Салим врал художественно, но не знал анатомических и физиологических особенностей женского тела, чем себя и выдавал.

Донки мы проверять не ходили. Зачем нам эти сомы? Не вкусные они, правильно евреи их не едят.

Пробуждение наше было вызвано грохотом и нецензурной руганью. Гофман переворачивал все вещи, перетряхивал одежду. Он искал водку.

— Куда водку спрятали, сволочи? — грозно и требовательно спросил он нас.

— Выпили всю, — было ему ответом.

— А как же я? — не понимал Сергуня.

— Тебе предлагали правильно пить. Ты отказался. Теперь вот тебя похмелье мучает. Сам виноват! — объяснил сложившуюся ситуацию Борька.

Сергуня скроил обиженную физиономию и ушел от нас. Он сидел на берегу и наблюдал как древний Иордан катит свои воды. Минут сорок сидел, пока мы собирались, чтобы ехать домой. Все это время Сергуня непрерывно плевал в одну точку. Салим подошел к Гофману и, ткнув пальцем в направлении образовавшейся лужи, спросил у Гофмана, как это называется. Салим хотел выучить русский язык и старательно отмечал в памяти новые слова.

— Это называется слюни, — отрешенно ответил Сергуня.

— Слюни?! — восхищенно заорал Салим, так понравилось ему это слово. — Слю-ю-ни! — смаковал арабчонок новое звучание.

Сергуня недовольно что-то бурчал.

— Слюни! Пощель ти на хуй! Слюни! — Салим в экстазе уже хлопал Гофмана по плечу.