– Тогда сначала давайте поговорим об этом вашем Ученом Совете. Предупреждаю сразу, у меня уже имеются сведения, полученные от других задержанных, и проверить то, что я сейчас услышу, труда не составит. Вы это хорошо понимаете… подследственный?

Зим не заметил крохотной паузы, намеренно сделанной майором, никак не прореагировав на обозначение своего нового статуса, и Харченко сделал для себя определенный вывод. Даже сломавшись, он так и не смог представить себя в качестве обвиняемого, даже на уровне подсознания не смог. Что ж, все впереди…

– Д-да… – выдавил тот, не в силах отвести взгляда от нависшего над ним капитана.

Особист махнул рукой:

– Ладно, капитан, иди, посиди пока. И вот еще что, гражданин Зим. Если я увижу, что вы даете правдивые и чистосердечные ответы, получите одежду, горячий чай и небольшой отдых. Это тоже понятно?

– Да, – с облегчением выдохнул тот, убедившись, что Васильевых, разочарованно хмыкнув и смерив его не обещавшим ничего хорошего взглядом, и на самом деле отошел к подоконнику.

– Тогда рассказывайте. Что собой представляет Ученый Совет, где расположен, кто в него входит, какие цели преследует. Если будет нужно, я вас остановлю и задам уточняющий вопрос, если соврете… – Харченко неожиданно перегнулся через стол – вздрогнув, Фил интуитивно отпрянул, едва не свалившись на пол, – и с нехорошей улыбкой негромко добавил: – А вот если соврешь, будешь наказан. Быстро и эффективно. Итак, я слушаю…

* * *

– Хорошо, допустим, относительно Совета вы не соврали. Теперь расскажите несколько подробнее, чего вы конкретно добивались своими… экспериментами?

– Вы об-бещали одежду и отд-дых… – заискивающе глядя в глаза майору, пробормотал, заикаясь, Зим.

Фил окончательно замерз и последние минут десять сидел на стуле скрючившись, скрестив ноги и обхватив тело руками.

– Одежду я обещал в том случае, если буду убежден в правдивости ответов, а для этого мне необходимо сравнить ваши показания с показаниями остальных, – выдержав достаточную по его мнению паузу, Харченко брезгливо поморщился и кивнул капитану: – Ладно, Васильевых, накинь на него что-нибудь, а то еще окочурится раньше времени. А вот с отдыхом пока погодим. Впрочем, могу предложить горячего чая, – пора было переходить ко второй части – «размягчению» объекта.

Скрипнув половицами, капитан подошел и набросил на плечи Зима загодя приготовленный плед, найденный в одной из комнат отдыха. Магистр с удивительным проворством закутался в него, став похожим на кокон здоровенной жирной гусеницы, и особист неожиданно подумал, что его недавнее сравнение с насекомым оказалось верным.

– Если м-можно, чаю…

– Капитан, сообрази там насчет чая подследственному. Видишь, колотит бедолагу.

Громила Васильевых коротко кивнул и, тяжело топая, пошел к выходу. В дверях он обернулся и окинул пленного угрюмым взглядом, от которого тот немедленно поежился.

– Ну а пока несут чай, поехали дальше. Итак, чего вы добивались?

Фил неожиданно улыбнулся:

– Да все просто. Мы хотели получить чистую, незамутненную, горячую агрессию. Именно то, что увидели в вас.

– Во мне?

– Не только в вас лично, а во всех ваших солдатах. Честное слово, вы поистине прекрасные экземпляры! Но – увы…

– Почему «увы»? – сухо спросил особист.

– Поведенческие реакции испытуемых оказались очень неустойчивы. В пространстве эксперимента люди были готовы убивать ради базальных инстинктов.

– Поясните!

– Базальный инстинкт – это выживание. Выживание – это борьба за ресурсы. Чем более ограничены ресурсы, тем быстрее просыпается архитектоника головного мозга. Человек превращается в животное, ради того, чтобы выжить. Увы, но помещенное из угрожающей среды в обычный мир животное снова превращается в человека. Но уже не в удовлетворенного человека, а в депрессирующего. Шестьдесят процентов выживших и показавших агрессию покончили жизнь самоубийством. Тридцать пять ушли в аутичную капсулу, попросту говоря, сошли с ума.

– Остальные пять?

– Остальные пять… Остались в состоянии неуправляемой дикой агрессии. Нам пока не удалось добиться стабильного результата. Вот потому я и сказал, что вы – прекраснейшие экземпляры. Почему ваши люди атаковали меня там, в кабинете? Ведь я не нес для них ни малейшей опасности? И почему тогда меня не убили? Ведь я не мог сопротивляться?

Харченко на миг растерялся, что с ним бывало крайне редко. Но мгновенно справился с собой и оборвал Зима второй из фраз, которые терпеть не МОГ:

– А вот вопросы здесь задаю я, и только я, что и советую запомнить! – что-то «объект» разговорился, неужто «поплыл» раньше времени? Но контроль терять нельзя, иначе… иначе придется таки по-другому…

– Простите.

– То есть вы научились вызывать агрессию, но не научились ее контролировать?

– Так, да. Мы еще многого не понимаем, согражданин…

– Гражданин майор. Просто гражданин майор.

– Гражданин? Очень интересно. Мне бы хотелось поговорить с вашим штатным воспитателем Фин… Финкельштейном. – Зим с трудом выговорил длинную фамилию погибшего замполита. – Мне бы хотелось узнать, какие методы он применял для…

– Старший лейтенант Яков Финкельштейн погиб смертью храбрых при освобождении людей из ваших пыточных камер, – рявкнул, приподнимаясь, особист.

– Жаль, очень жаль… Это большая потеря для науки. Впрочем, и все вы представляете не меньший интерес!

Однако…

– А вот тут ошибочка. Это как раз МЫ с удовольствием побеседуем со всей вашей ученой шоблой, гражданин Зим. Причем со всем нашим удовольствием! – Харченко почувствовал, что его снова начинает захлестывать ярость, и постарался успокоиться. Откинулся в кресле, неторопливо закурил, выпустил дым. Похоже, как только речь зашла о научных вопросах, «объект» почувствовал себя настолько в своей тарелке, что даже бояться почти перестал. А это не есть хорошо…

– С Ученым Советом, согр… гражданин майор. Кстати, а разве Автарк не уравнял вас в правах? Почему вы просто граждане, а не сограждане?

Харченко устало покачал головой:

– Значит, вы хотели спасти человечество и направить его на путь истинный? Против воли этого самого человечества?

– А… – пренебрежительно махнул рукой Зим, едва не сбросив на пол плед. – Какая у него может быть воля? Так, одно название… Нет, мы хотели не спасти человечество, а вырастить новое – сильное, могучее, яростное. Земное болото – это так, культур;) бактерий для выращивания новой жизни. А что?

Сергею все сложнее было сдерживаться. Отрепетированный сценарий допроса, до сего момента разыгранный как по нотам, сейчас грозил пойти вразнос. Но ведь он тоже человек, а не машина! Не машина он, а живой человек!..