Остатки дичи развешивались на тополях на приличном расстоянии от лагеря – очевидно, чтобы их не достали медведи и прочие хищники. Помимо готовки, я осваивала секреты свежевания, потрошения и разделки дичи. У индейцев этим тоже занимаются женщины, и вождь учил меня премудростям, пока я стала если не мастером в этом деле, то совершенно точно научилась ему как следует. По счастью, отец у меня охотник, и я сызмальства привыкла к виду крови и требухи. Но среди наших женщин попадались и такие, как, например, моя бедная Марта, которой эта наука дается непросто.

Как я поняла, жизнь туземца – а особенно туземки – состоит из постоянного физического труда. Для досуга времени почти не остается. Даже наша поездка вряд ли прельстила бы цивилизованную женщину, а уж в медовый месяц – и подавно. Но все равно она стала очень полезной и поучительной.

Я никогда с такой благодарностью не принимала ванны в конце трудного дня – тем более в ту жаркую весну. Вода не только смывала кровь животных, в которой мои руки были вымазаны буквально по локоть, но и, наконец, я смогла соскоблить остатки защитного грима. Я и прочие бледнолицые были вынуждена обмазываться им, чтобы спастись от палящего солнца прерий. В самом деле, многие дикари делают то же самое – наконец-то я узнала происхождение слова «краснокожие». Эта особая субстанция добывается из буровато-красной глины, распространенной в этих местах, и смешивается с салом. Воняет она жутко, вдобавок, оставляет ощущение жирности.

Есть разновидность защитного «грима» из белой глины, но те, кто ею мажется, смахивают на привидения. Наша Фими выглядит в таком гриме крайне свирепо – хотя ее от природы темная кожа страдает от солнца куда меньше, а значит, почти не нуждается в защите. Мои шотландские предки наградили меня нежной кожей сливочного оттенка, сделав меня беззащитной перед неумолимым солнцем прерий, от которого не укроешься; не меньше моего страдали Хелен Флайт, сестрицы Келли, да и остальные, в чьих жилах текла кровь выходцев из Старого Света. Спасибо глине и тени тополей в рощице, где мы разбили лагерь.

По обычаю, Маленький Волк совершает утреннее купание, я тоже присоединяюсь к нему. Днем он наблюдает за мной, пока я купаюсь, – думаю, бережет от приставаний Жюля-семинола, который все еще снится мне в кошмарных снах.

Теплая вода заводи действительно имеет идеальную температуру – как у нагретой дома на плите воды для ванной. Упоительное чувство. В тот день я заплыла на середину пруда, чтобы покачаться на воде, как делаю частенько. Обернувшись, я поманила Маленького Волка к себе, знаками показывая, что хочу поплавать и, если он поймет, что я хочу позабавиться. Увы, мне кажется, что мой муж – человек не то, чтобы суровый, но чересчур серьезный и не особенно стремится ко всяким шалостям. Может, на него наложили отпечаток возраст и положение в племени. Я прихватила с собой буклет с описанием индейского «языка жестов», которым нас снабдил лейтенант Кларк, – хотя он был далеко не полным, но все равно очень пригодился. Вечером мы практикуемся, и вождь крайне терпелив к моим попыткам, вдобавок, он пытается научить меня индейским словам. Дело это небыстрое, и я по-прежнему люблю поболтать по-английски, устав от того, что мы пока не понимаем друг друга как следует. Но тот, кто хочет меня выслушать, должен быть терпеливым!

Конечно, поскольку Маленький Волк не умеет читать, постичь природу книги ему не дано – но он с восхищением относится к ней, касаясь пальцами, вертя в руках так, точно та обладает волшебными свойствами, – в некотором смысле, полагаю, так и есть. Мы можем «поговорить» на примитивном уровне – хотя, конечно, до того, чтобы переводить на язык жестов великого Шекспира, вспомнив, как мы развлекались с капитаном Бёрком, было как до Луны!

Наконец, после долгих упрашиваний с моей стороны, Маленький Волк вошел в воду. Он очень грациозен в движениях. Увы, индейцы плавают по преимуществу по-собачьи, так что я решила научить его некоторым гребкам. Сначала показала, как плавать с выносом руки, – будучи способным атлетом, он быстро освоил это умение. Потом показала стиль «брасс». Это было здорово, и скоро мы с ним смеялись как… как … как влюбленные супруги в свадебном путешествии! Я почувствовала, что лед между нами сломан.

Повинуясь мимолетному порыву, я обвила руками шею вождя, а ногами обхватила его бедра. Он удивился и даже слегка запаниковал. Не знаю, решил ли он, что я хочу его утопить, или же он считал, что для женщины такое – неслыханная смелость, но сделал попытку оттолкнуть меня.

– Не беспокойся, – сказала я по-английски, прижимаясь теснее, – я всего лишь играю.

Но на деле, хотя я и стала бороться в шутку, мне понравилось прикасаться к нему, и я ощутила внутри недвусмысленное возбуждение, трогая его гладкую теплую кожу. Я чувствовала под пальцами маленькие тугие мышцы на его плечах и руках, ощущала ступнями твердость напряженных мускулов его ног. И вдруг я поймала себя на том, что хочу прижаться к нему сильнее. Необходимо уточнить, что между нами не было физической близости после брачной ночи.

– О, Боже, – зашептала я. – О, я не хотела…

Кажется, в тот момент вождь ответил на мою ласку; напряженность и скованность исчезли. Теперь он и впрямь прижимал меня к себе, так нежно. Какое-то время мы просто покачивались в теплой воде источника, как два поплавка; я слегка обнимала его за шею. Потом я начала легонько целовать его в шею, в щеки, в губы – дикари не особенно искушены в поцелуях, и это было как целовать ребенка, но скоро он ответил тем же. «Приятно, правда? – шепнула я. – Хорошо… Замечательно!»

Это не самый скромный предмет… Но я не знаю, как еще писать о нем, если не напрямую. Согласно предположению Джона Бёрка, до недавнего времени шайенны не поощряли контакты с бледнолицыми или миссионерами, и, хотя они торговали с ними и кое-что знают об их жизни, вопросы плотской любви к этим познаниям не относятся – во всяком случае, Маленький Волк точно ничего о них не знал. То, что происходит между мужчиной и женщиной в сексуальном смысле, туземцы постигают из наблюдений за природой – как выразился капитан, они наблюдают, как спариваются дикие звери… А потом так и любят друг друга… как звери.

Хотя обвинения Нарциссы Уайт в моих похождениях нелепы, мне не стыдно признаться, что мы с Гарри Эймсом вели бурную интимную жизнь и что я – женщина страстная. Мужчины хвастаются таким поведением – а женщин за нее отправляют в сумасшедший дом. Если считать один-единственный раз с капитаном и «брачную ночь», то в своей короткой жизни я знала троих мужчин. Делает ли это меня грешницей? Наверное… Но я так не чувствую… Шлюхой? Сомневаюсь. Сумасшедшей? Едва ли…

Так мы стояли, позволяя воде обтекать нас, уютно и знакомо, пахнущая серой вода казалась теплой и слегка маслянистой на ощупь. Разве нас отправляли в прерию, не ждя того, чтобы научить туземцев образу жизни белого человека? Разве плотская любовь не относится к этой жизни? Нет, правда – если вождь обучил меня премудростям отделения звериной плоти от звериной шкуры, почему бы не ответить ему познаниями о секретах человеческой плоти – как мне кажется, вполне себе подходящий обмен между нашими мирами.

Моя рука скользнула по ягодицам Маленького Волка – они были гладкими, мускулистыми и твердыми, как речная галька, и стала гладить его тело – лоснящееся, точно у жеребца, скользкое, как у змеи, – в маслянистой минеральной воде. «Прикоснись ко мне», – прошептала я, хотя он, конечно, не понял моих слов; потом взяла его руку и положила себе на живот, затем провела ею по своей груди. У вождя потрясающие руки, сильные и в то же время почти по-женски чувственные, прикосновение их нежно, как ни у кого. Я снова поцеловала его и на этот раз он поцеловал меня в ответ, и я снова взяла его руку, ведя его, обвивая бедрами его бедра, ступнями касаясь его талии; воды источника вошли в меня, наполняя теплом и светом.