где лежит этот ящик, даже не знаю, кто на самом деле та рыжая женщина, о которой вы спрашиваете. И большего вы от меня не добьетесь. Я не знаю!

— И правильно, — сказал новый голос от двери. Там стоял писатель Глинка. Стоял и безмятежно улыбался. — Андрюша ничего не знает и знать не может. А я вот знаю, что намерен похитить его у вас — и пригласить на именины госпожи Бригитты Нильсен. Его ждут.

Господи, как Андрей был благодарен добродушному писателю — если бы тот знал, из какой ямы он его вытащил!

— Простите. — Андрей ринулся к выходу, сдвинув тяжелого Гаврилина. И тот уступил ему дорогу.

* * *

В банкетном зале было тесно, душно, громко играл оркестр, лично Дилемма Кофанова плясала на махонькой эстраде.

Бригитта Нильсен изобразила невероятную радость по поводу появления Андрея. Словно они дружили домами со школьных лет. Она была сказочно хороша. А может быть, Андрею так показалось, потому что здесь веселились писатели, и им дела не было до каких-то шкатулок, зомби и политических заговоров.

Миша Кураев танцевал с Бригиттой, а Дилемма умудрилась плюхнуться Андрею на колени… Он много пил в ту ночь, но не мог не поглядывать на двери — а вдруг появится кто-то из призраков.

Но призраков не было. Видно, они занимались своими делами и делили наследство, не нуждаясь в услугах Андрея.

Андрею страшно не хотелось возвращаться в каюту. Алеша теперь уже не был Алешей — как будто оборотни, поселившиеся на «Рубене Симонове», забрали в свою стаю милого Гаврилина.

Андрей основательно выпил, потратив почти всю оставшуюся валюту. И старался не глядеть на часы, благо, что атмосфера славного дружелюбия помогала не обращать внимания на движение времени.

Потом он танцевал с Дилеммой, она прижималась к нему, а он думал: «А что, если она тоже принадлежит к одной из партий охотников за шкатулкой?» Сейчас она спросит его: а кто та старуха с рыжими волосами? «Кстати, а кто та старуха? Можете допрашивать меня, но я, честное слово, ничего не помню».

Постепенно праздник истончался — столики ближе к эстраде пустели, упрямые гуляки удерживались в углах и вдоль стенок салона.

Дилемма говорила:

— Только ты не воображай, у меня настоящий роман с Мишей; клянусь тебе, я такого мужика еще не встречала, но его обязательно прирежут, как только мы вернемся в Питер. Жалко его, а правда он роман написал?

— Повесть, — отвечал Андрей. — И не одну. Он хороший писатель.

Потом он все же собрался уходить, но возвращаться в каюту страшно не хотелось, и он вышел на палубу.

Там было холодно, порывами налетал ветер, почти ледяной, вокруг стоял белый легкий туман. Из него выплывали цветные огоньки встречных судов.

Внутри судна что-то глухо бабахнуло.

Как будто кто-то ударил мешком картошки по перегородке.

Мало ли какие звуки рождаются на таком большом судне, но Андрей почему-то сразу понял, что этот звук исходит из каюты Бегишева и что он связан с проклятой коробкой.

Наверное, лучше всего было бы остаться здесь.

Андрей поглядел на часы. Половина второго.

И он побежал вниз, на четвертую палубу, к люксу господина Бегишева, щедрого спонсора писательской конференции. Это заняло минут пять.

Он оказался не одинок.

Несмотря на глубокую ночь, у каюты Бегишева толпились люди — человек десять.

Некто с огнетушителем кричал:

— Пропустите, неужели не видите, кораблю угрожает опасность!

Остальные были просто зеваками.

Андрей пробился к двери, потому что зеваки не были настойчивы — они опасались, не угрожает ли им что-то.

Дверь была открыта настежь.

Изнутри шел дым.

Шипел огнетушитель — человек у двери включил его.

Волосатый, мохнатый, в одних трусах Бегишев, как медведь, медленно кружил в дыму и выкрикивал:

— Я слепой, да? Я слепой?

Андрей заглянул во вторую комнату люкса. Поперек койки лежал Алик. Мертвый?

Дыма там было меньше, все вещи перевернуты, сдвинуты с мест, шкафы распахнуты. Здесь что-то искали…

Дверь в туалет открылась, и оттуда выглянула Антонина.

— Это ты, Андрюша? — спросила она. — Ты почему здесь?

Хлоп! — Дверь закрылась.

Андрея толкнул капитан — его представляли писателям в первый день. Капитан в обычной жизни был похож на начальника главка. Сейчас, в форменных брюках, в кителе, накинутом на майку, он казался скорее домашним соседом, которого вынесло на лестничную площадку на звуки соседского мордобития.

— Спа-койно, — сказал капитан, и голос превратил его в фигуру официальную. — Попрошу очистить помещение. Посторонние, попрошу очистить! Ничего не произошло.

Пена из огнетушителя попала ему сзади на ноги, и он переступил через нее, как купальщик, выходящий из полосы прибоя.

Андрей подошел к иллюминатору и открыл его.

В каюту влетел ледяной мокрый ветер.

Дым, побившись немного между стенками, потерпел поражение и бежал с поля боя.

В первой, большой комнате люкса все было разгромлено.

Бегишев пришел в себя.

Он натужно кашлял и в перерыве между приступами громко повторял:

— Все в порядке, все нормально!

Капитан вторил ему. Человек с огнетушителем обратил свое оружие против зевак и направил струю на пол возле двери.

— Что случилось? — спросил капитан у Бегишева.

В дверях в заднюю комнату появился Алик. Одной рукой он держался за косяк, другую приложил к глазу.

— Хулиганы, — сказал Бегишев. — Пьяные хулиганы.

— Этого у меня на борту быть не может, — твердо заявил капитан.

У капитана были плакучие длинные усы и манера дергать за правый ус, отчего он был заметно длиннее левого.

— Мы разберемся, — сказал Бегишев и тут заметил Андрея.

— Ты чего видел? — спросил он.

— Я только что пришел.

— Тогда будь другом, загляни в тринадцатую, к мадам. Но тихо, без шума, усек?

Капитан настороженно прислушался.

— Это наши дела, Матвей Павлович, — сказал Бегишев и обнял лапой невысокого капитана за плечи. — Мы сами разберемся.

— Это мои дела, — решительно возразил капитан. — На борту вверенного мне судна я не потерплю разборок!

В дверях уже стояли два матроса. Зеваки исчезли. Их оттеснили в глубь коридора, и оттуда доносился только невнятный шум голосов. Андрей вышел в коридор.

Каюта госпожи Парвус была за углом.

Дверь закрыта.

Андрей постучал. Никто не ответил.

Он оглянулся — в коридоре никого нет. Только голоса вдали. Он постучал еще и сказал в замочную скважину:

— Это я, Андрей.

— Вы один? — донеслось изнутри.

— Я один.

Дверь приоткрылась. Там стоял теннисист с палкой в руке. Андрей отстранил руку с палкой и, войдя в каюту, закрыл за собой дверь.

— Это ужас, — сказала в темноте госпожа Парвус. — Я думала, что сойду с ума. К нам ломились неизвестные люди. Ломились и не отзывались