— Если я только не сяду в другую машину, то…

— Я как раз собирался тебе сказать. Это темно-серый седан «шевроле», сорок восьмого года, с двумя дверцами, нью-йоркским номером ОА шесть — семь — один — один — три. Запомнила?

— Да.

— Повышаю твою ставку до доллара и десяти центов в час. Твой спутник будет называть тебя Лили, а ты зови его Пит. Особенно не увлекайся, но постарайся, чтобы у водителя сложилось впечатление, что ты счастлива встрече с Питом и с нетерпением предвкушаешь удовольствие провести с ним несколько часов у себя дома. Но…

— Мы с ним встречаемся после долгой разлуки?

— Молодец. Доллар и двадцать центов. Я как раз хотел сказать, чтобы ты не уточняла, когда вы виделись в последний раз — неделю назад или два месяца. Просто ты рада вашей встрече, потому что ты его любишь, только не думай, что ты Полетт Годдар[6], и не переиграй. Расслабься. Представь, что с тобой я. Правда, в этом и есть самая закавыка. Тебе придется очень несладко. Впрочем, когда ты его увидишь, то сама поймешь.

— А что с ним такое?

— Не спрашивай. Он достаточно стар, чтобы быть твоим отцом, а при известном воображении — и дедом. У него усы с проседью. Дряблое лицо. Отгоняй прочь ощущение, что это кошмарный сон и…

— Арчи! Это Ниро Вульф!

Черт бы побрал эту женщину! Я ведь ни намека, ни повода не давал! Мой мозг лихорадочно заработал.

— Конечно, — восхищенно ответил я. — И как ты догадалась? Будь это он, разве я первым же делом укротил бы свою ревность и позволил вам сидеть вдвоем на заднем сиденье? Ладно, тогда называй его не Пит, а Ниро.

— Кто же он в таком случае?

— Его зовут Пит Редер, и нам с ним предстоит долгий и серьезный разговор, который не попадет в газеты.

— Мы можем захватить его с собой в Норвегию.

— Возможно. Норвегию мы еще обсудим.

— Хорошо, хорошо, я буду ждать на тротуаре через десять минут, даже раньше, чтобы побыстрее увидеть моего обожаемого Пита.

— Только никому ни слова.

— Нет, конечно.

— Пока я тобой доволен. Так ты, пожалуй, и на пенсию себе заработаешь. Буду с нетерпением ждать тебя перед дверью.

Я повесил трубку и обратился к Вульфу:

— Все улажено.

В ответ он пробурчал из кресла:

— Ты только слегка перестарался. Насчет кошмарного сна, например…

— Да, сэр, — согласился я. — Я вошел в раж.

И уставился на него. А он — на меня.

Поскольку я не намерен переводить бумагу на то, чтобы излагать подробности нашей пятичасовой конференции с Ниро Вульфом в гостиной у Лили Роуэн, я мог бы начать сразу со следующего утра, кабы не одно обстоятельство. Дело в том, что мне придется сперва рассказать о том, как они подошли к дверям роскошных апартаментов с террасой, которые занимала Лили под крышей дома на Восточной Шестьдесят третьей улице. Вульф не раскрывал рта и даже не смотрел на меня. Лили же радостно поздоровалась со мной за руку (я даже не припомню, когда такое случалось), отомкнула дверь, и мы вошли. Оставив на вешалке ее накидку и шляпу Вульфа, мы прошествовали в гостиную, где Лили с ходу перешла к активным действиям.

— Арчи, — заявила она, — я давно знала, что в один прекрасный день случится нечто такое, что вознаградит меня за все потраченное на тебя время. Просто печенкой чуяла.

Я кивнул.

— Естественно. Кстати, ты не останешься без барыша, даже если угостишь нас бутербродами, тем более, что Пит — едок никудышный. Он на диете.

— Я вовсе не деньги имела в виду, хотя бутербродов тоже не пожалею. Я имела в виду славу, которую приобрету благодаря тебе. Я единственная женщина в Америке, которой посчастливилось пообниматься с Ниро Вульфом. Кошмарный сон — ха! Да он просто душка!

Вульф, который уже уселся, наклонил голову и насупился на нее — лицемер несчастный.

Я старательно улыбнулся.

— Я передал Питу твои слова о том, что он — Ниро Вульф, и он был польщен. Так-то, знаменитость в юбке.

Она помотала головой.

— Не старайся, Эскамильо. Я вас раскусила. — Она придвинулась к Вульфу, глядя на него сверху вниз. — Не расстраивайтесь, Пит. Я бы никогда вас не узнала — вас никто не сможет узнать; и вы не виноваты. Это все мой герой. Арчи — ужасный сноб. Трудно сосчитать, сколько раз его жизнь была в опасности, и ни разу — ни разу! — он не обратился ко мне за помощью. Гордец несчастный! И вдруг ни с того ни с сего он срывает меня с пирушки, когда веселье в самом разгаре, и понуждает тискаться на заднем сиденье с каким-то подозрительным субъектом. Есть один человек в мире, ради которого он устроил бы такое — это вы. Так что ласки в машине я вам расточала вовсе не из послушания, я знала, что делаю. И не волнуйтесь на мой счет: что бы вы ни замыслили, мой рот на замке. А для меня вы навек останетесь Питом. О Господи, единственная женщина в Америке, которая миловалась с Ниро Вульфом… по гроб не забуду. А теперь пойду и займусь бутербродами. Что у вас за диета?

— Я ничего не хочу, — процедил сквозь зубы Вульф.

— Быть не может. Хотя бы персик? Или виноград? А может — салатный лист?

— Нет!

— Стакан воды?

— Да!

Метнув на меня плотоядный взгляд, она вышла из комнаты. Через мгновение на кухне послышалась возня.

Я накинулся на Вульфа:

— Вы сами сказали, что нам нужна женщина.

— Ты ее выбрал.

— А вы согласились.

— Теперь поздно, — уныло сказал он. — Мы влипли. Она проболтается.

— Есть один выход, — предложил я. — Женитесь на ней. Мужа она не выдаст. Тем более, что даже за одну столь непродолжительную поездку вы ухитрились…

Я прервался на полуслове. Верно, лицо было чужое, но выражения глаз было вполне достаточно, чтобы я понял, что преступил границы дозволенного.

— Есть другое предложение, — сказал я как ни в чем не бывало. — Я знаю ее как облупленную. Одно из двух: либо вы завтра пойдете к Зеку с повинной и во всем признаетесь, либо Лили проболтается, невольно или добровольно. Ставлю десять зеленых, что первое может случиться с такой же вероятностью, как и второе.

— Она — женщина, — прорычал он.

— Хорошо, тогда принимайте пари.

Об заклад мы так и не побились. Не потому, что Вульф согласился с моей оценкой Лили Роуэн, но просто у бедолаги выхода не было. Что ему оставалось делать? Он не мог даже вернуться в подполье, чтобы начать все сызнова. С тех самых пор и вплоть до окончания этой истории ему пришлось терпеть вдесятеро большее напряжение, чем мне. И это не замедлило на нем сказаться, что я заметил уже ночью, когда Лили отправилась на покой, а мы с Вульфом до рассвета не смыкали глаз и продолжали обсуждение после восхода солнца. Ушел он в шесть утра. После этого я тоже имел право уйти без особого риска, поскольку тот, кто мог караулить Редера, оставил бы свой наблюдательный пост после его ухода, но, обмозговав все услышанное от Вульфа, я предпочел не искушать судьбу, поэтому прикорнул на два часа, а потом поехал домой, на Тридцать пятую улицу, где принял ванну и позавтракал.