— А вдруг, — предположил я, — я уже сыт по горло этой историей?

— Постоянство, характерное для вас — важное качество для мужчины, но это заставляет меня вернуться к вопросу, о котором я упоминал. В настоящее время вы вроде бы сами себе хозяин, но ведь вы очень долго проработали у Ниро Вульфа. Вы до сих пор живете в его доме. Конечно, вы продолжаете с ним общаться — нет, нет, не отрицайте, — но нас это не касается, если он не станет вмешиваться. Только зарубите себе на носу, что в этом деле вы работаете на того, кто вам платит. Если вам удастся узнать что-нибудь про Рэкхема и вздумается кому-то продать эти сведения, пусть даже Ниро Вульфу, вы об этом горько пожалеете. Не стоит объяснять, насколько?

— Нет. Если бы я стоял, у меня бы коленки затряслись. Для вашего сведения: я вовсе не знаю, где находится Ниро Вульф, не общаюсь с ним и совершенно не настроен снабжать его сведениями. А если я и возьмусь за это дело, то только из врожденного любопытства.

Борода заходила ходуном — это означало, что Редер потряс головой.

— Не переусердствуйте, Гудвин.

— Ни в коем случае. С какой стати?

— Вы по-прежнему преданы Ниро Вульфу.

— Ничего подобного.

— Я бы уплатил целое состояние, чтобы узнать, где он скрывается… При условии, что вам это известно, конечно.

— Не известно, — честно признался я. — Одно дело — не выдавать его, и совсем другое — таскать с собой фотографию, которую вы, очевидно, заметили, когда я доставал футляр с водительскими правами. Я не скрываю, что у Вульфа есть положительные черты, о которых я не раз упоминал и восхищался ими, но теперь, когда прошло столько месяцев, на память приходит лишь одно качество: Вульф невыносимый зануда.

Водитель дернул головой и взглянул на меня, видимо, для того, чтобы запомнить. Мы выехали из парка и вернулись на Пятую авеню, двигаясь к северу в районе Восьмидесятых улиц. Слова про Ниро Вульфа вылетели из моих уст невзначай, поскольку мои мысли были в этот миг далеко. Кому понадобился Рэкхем и почему? Если Зеку или кому-нибудь из его сподручных, значит, с того памятного апрельского дня, когда Зек прислал Вульфу картонку с колбасой и потом позвонил с просьбой оставить Рэкхема в покое, случилось нечто из ряда вон выходящее. А если не Зеку? Тогда Макс Кристи и Редер выступают на стороне враждебных Зеку сил, что делает игру в одной команде с ними такой же безопасной, как курение в пороховом погребе. Но как бы то ни было, разве могу я отказаться? К тому же меня поразила внутренняя логика. Почти пять месяцев назад миссис Рэкхем наняла нас следить за своим мужем и уплатила задаток, на чем все и закончилось. Теперь же я мог продолжать на том же самом месте, где мы прервались. Если Редер и его коллеги, кто бы они ни были, желали еще и заплатить мне за это, не было смысла обижать их отказом.

Так что, пока «шевроле» катил в северном направлении, мы с Редером порешили, что в принципе договоренность достигнута, и перешли к сути дела. Поскольку Рэкхем уже держал ухо востро, круглосуточное наблюдение установить мы не могли, так как для него требуется не меньше дюжины людей, а я мог положиться лишь на троих. А вдруг нет? Ведь и Саул, и Фред, и Орри могли быть заняты в настоящую минуту. Не было смысла обсуждать детали предстоящей операции, пока я не знал, кто окажется в моем распоряжении. Поскольку номера телефонов у меня всегда в голове, я предложил остановиться у аптеки и воспользоваться телефонной будкой, но Редеру это не понравилось. Он сказал, что лучше будет позвонить из моего офиса и, поскольку я не возражал, велел водителю ехать на Мэдисон-авеню.

В это время, около одиннадцати, Мэдисон-авеню была уже довольно пустынна, и места для машин перед зданием, где размещался мой офис, было хоть отбавляй. Редер сообщил водителю, что мы вернемся через час или больше, и мы ушли, оставив его в машине. В лифте, при более ярком освещении, складки на лице Редера были не столь заметны, и, хотя он казался несколько моложе, чем в машине, в бороде я разглядел седые волоски. Он стоял, прикрыв глаза и ссутулившись в углу кабины, пока лифт не остановился на десятом этаже, а потом вышел и последовал за мной к двери с номером 1019. Я отомкнул дверь, впустил Редера, включил свет, указал ему на кресло, уселся за стол, придвинул к себе телефонный аппарат и начал набирать номер.

— Подождите минуту, — пробурчал Редер.

Я опустил трубку на рычажки, посмотрел на него, впервые разглядев глаза, и вдруг явственно ощутил, как по спине у меня пробежал холодок. Непонятно почему.

— Нельзя, чтобы нас подслушали, — сказал он. — Насколько я могу быть уверен в этом?

— Вы имеете в виду микрофоны?

— Да.

— О, с этим — полный порядок.

— Лучше проверьте еще раз.

Я повиновался. Особых трудов мне это не составило, поскольку комнатка была небольшая, а стены в основном голые, тем не менее я тщательно облазил все углы и даже не поленился отодвинуть стол и посмотреть за ним. Когда я выпрямился, подняв с пола закатившийся со стола карандаш, за спиной прозвучал голос Редера:

— Я вижу, ты прихватил мой словарь.

Уже совсем не гнусавый. Я развернулся и, остолбенев, уставился на него. Глаза, конечно же, глаза… а если присмотреться, то и лоб, и уши… Я имел полное право таращиться на него хоть целый час, но не имел права ронять свое достоинство. Поэтому усилием воли я заставил себя перестать на него глазеть, обогнул стол, занял свое место, откинулся на спинку стула и заговорил, вложив в голос максимум безразличия:

— Я узнал вас сразу же…

— Не говори так громко.

— Хорошо. Я узнал вас с первого взгляда, но из-за дурацкого водителя не мог…

— Фу. У тебя даже ни малейшего подозрения не возникло.

Я пожал плечами.

— С вами бесполезно спорить. Что касается словаря, он из моей комнаты; вы подарили его мне на Рождество одиннадцать лет назад. Сколько вы теперь весите?

— Я похудел на сто семнадцать фунтов.

— Хотите знать, на кого вы похожи?

Он скорчил гримасу. С его-то усами и морщинами для этого можно было и не предпринимать усилий, но старые привычки бесследно не проходят, даже если их и подавлять в течение нескольких месяцев.

— Я знаю, — ответил он. — На Филиберта, принца Савойского, который жил в шестнадцатом веке. — Он нетерпеливо махнул рукой. — Но это все может подождать, пока мы вернемся домой.

— Конечно, — поддакнул я. — Что такое еще один год или два? Правда, теперь, когда я уже знаю, чего ждать, это будет не так занятно. Чем меня это привлекало, так это напряжением. Думать и гадать: живы вы еще или померли? Пикник, да и только.

Он хмыкнул.

— Ничего другого я от тебя и не ожидал. Ты весь в этом, но поскольку я давно решил, что не буду обращать внимания на твои выходки, то мне твое паясничанье даже по душе. Впрочем, ты тоже давно решил, что не будешь обижаться на мои выходки. Пожмем мы наконец друг другу руки или нет?