Они усадили меня на ступеньки святилища и знаками предложили выпить какое-то бурое питье из принесенной ими чашки. Я отрицательно замотал головой. С какой стати? Здесь только и делают, что пичкают людей всякой мерзостью! Если они хотят меня убить, то пусть сделают это скорее. Но монахи явно пренебрегали моим мнением. Четверо из них крепко скрутили меня так, что я не мог двинуться, а последний разжал мне зубы ножом и влил в рот содержимое чашки. Я подавился и закашлялся.

Остальное я помнил довольно смутно, так как проклятое зелье начало быстро действовать. Меня ввели внутрь святилища, где ничего не было кроме массивного низкого стола с невероятно большой широкой столешницей. "Как чемодан с двойным дном. – подумал я. – В такую крышку можно положить целого теленка". Я еще не знал, как недалека от истины моя догадка.

Я двигался как в полусне. Где-то над головой все время звенел колокольчик. Моего обоняния стали достигать разные благоуханные запахи. Монахи тем временем что-то пели. Мне показалось, что я снова маленький, что это моя мать склоняется надо мной и поет мне колыбельную. Я уже едва различал силуэты монахов и не понимал, что они делают. Не развязывая мне рук, они положили меня на стол, сняли одежду и принялись натирать тело каким-то густым раствором, похожим на машинное масло. Когда меня перевернули лицом вниз, я с ужасом заметил, что в столешнице были вырезаны продолговатые отверстия, сквозь которые кто-то смотрел остекленевшими, выпученными глазами…

Прежде чем я успел закричать, двое монахов подняли меня, двое других рывком открыли крышку стола, и я очутился внутри, рядом с парой совершенно разложившихся трупов. Крышка со стуком закрылась над моей головой. Я застонал, стараясь извернуться и чувствуя страшное онемение во всем теле. Где я был? Кто эти несчастные, погребенные рядом со мной? Для какой дьявольской цели нас поместили сюда? Мысли путались у меня в голове, удушливый безобразный сон навалился на грудь, и я понял, что умираю.

Страшный ветер из сухих, листьев, колючих снежных игл, обрывков старых газет и моих ненапечатанных книг подхватил меня и понес, рассекая небеса и сметая прочные перекрытия миров. Я терял имя и память, чувство страха и одиночества сменилось глубоким неосмысленным покоем, чистотой и пустотой белого листа. Я был никто, на мне можно было написать все, что угодно, и я стал бы этой строкой, доверяясь руке пишущего.

Я парил, легко сдуваемый ветром, над большой цветущей равниной, окаймленной, по краям синими хребтами гор. Посреди нее, стояла высокая башня странной шестигранной формы, к которой меня неотвратимо тянул ток воздуха. Не знаю почему, но эта башня вызывала у меня непреодолимое отвращение, даже ненависть. В самой ее архитектуре бы что-то злокозненное. Я оказался внутри этого непонятного сооружения. Там был кто-то, кого я изо всей силы пытался и не мог как следует рассмотреть, но он вызывал у меня ужас, и я сжимался весь, словно прятался, пока, наконец, не осознал, что нахожусь в каком-то сосуде с узким горлом, через которое и стараюсь увидеть лицо страшного человека. Я обвел глазами вокруг, все заливало ровное сияние, исходящее от густой вязкой жидкости. И тут я понял, что я и есть эта жидкость. Человек склонился над сосудом и начал медленно пить…

Я стоял посреди широкого поля, один одинешенек в высокой росистой траве, а с двух концов прямо на меня надвигались облака пыли. Вскоре послышался конский топот, бряцанье оружия, крики воинов, и я увидел две армии, во весь опор мчавшиеся друг на друга. В ровном свете золотого неба крылатые кони несли странных всадников в сияющих доспехах, с огненными мечами в руках и кроткой радостью на лицах. Над их головами, как море, колыхались бесчисленные знамена с голубыми, белыми, алыми, желтыми и черными крестами, хоругви и светлые лики, пурпурные плащи развивались крыльями по ветру.

Я узнавал родные лица и знакомые голоса. Я видел Хильду, свою сестренку, которая умерла в младенчестве, а теперь мчалась среди этого небесного воинства, высоко подняв пылающий меч. Я видел своего отца, погибшего еще в ту войну у Вердена. Как я мог узнать его? В доме не было даже фотографии.

Они не замечали меня. Им навстречу двигалось бескрайнее и безобразное месиво, скрежетавшее железом. Оно закрывало собой полнеба и дышало удушливой жарой. Оттуда слышались стоны и крики, словно битва шла уже внутри этого несчастного войска.

Я заметался, ища спасения, потому что обе армии мчались прямо на меня, но, прежде чем успел что-либо сделать, оказался в гуще сражения. Я получал удары с обеих сторон, на меня падали люди, я не знал, куда деться. Вдруг кто-то поднял меня за шиворот и посадил впереди себя на лошадь. Я обернулся и узнал угловатое доброе лицо Томсона с короткими рыжими ресницами. Сержант дал лошади шпоры и вынес меня из битвы. Он подъехал к одному из холмов, безмолвно остановился и ссадил меня на землю. На его широких губах, играла добродушная улыбка, но он так ничего и не сказал, словно не мог. Только махнул на прощанье рукой и помчался догонять битву.

Вдруг откуда-то сверху послышался сильный грохот. Я задрал голову и увидел, как в небе резким рывком раздвигается дыра, из нее на меня в тревоге смотрит Шлиссенджер.

– Очнитесь! Да очнитесь же, Лагер!

Кто-то бил меня по щекам. Сделав неимоверное усилие, я открыл глаза. Надо мной склонятся Шлиссенджер. Из-за его спины, радостно скалясь, выглядывала хитроватая рожа Пита. Эйб поднял меня и посадил к стене. Я огляделся по сторонам. В углу валялась моя одежда, я потянулся за ней и заметил, что возле стола лежит один из добдобов, заколотый собственным мечем.

– Что это? Где я был?

– На том свете, я полагаю. – отозвался Эйб. – Ну же! Скорее. А то вы рискуете туда вернуться теперь уже в моей кампаний.

– Как вы меня нашли? – Я поспешно одевался, брезгливо морщась от собственного запаха.

В углу святилища, стоял чан с подтаявшим снегом из сада. Так здесь, видимо, набирали воду для хозяйственных нужд. Я наскоро обмылся ею.

– Как вы меня нашли?

– У всех свои методы. – бросил Эйб. – спросите лучше, как я выбрался.

– Как? – Отозвался я, затягивая ремень. – И откуда, взялся Пит?

– Ха! – весело выдохнул Эйб. – Мудрая животина! Он за нами пришел. Вернулся. Вы понимаете?

– С трудом. A где доктор Штранге?

Эйб помрачнел.

– Он замерз. Я же предупреждал…

– Ладно. – я махнул рукой. Это была далеко не первая смерть и в отчаяние она меня не привела. – Идемте. Кстати, вы знаете, куда?

– Разберемся. – беспечно бросил Эйб. – Надо положиться, на Пита. Кажется, он знает дорогу.

Абрахам вынул из раны добдоба меч, обтер его о плащ покойного и двинулся к двери. Мы вышли из храма и направились по саду. Стояла уже ночь, тихая и звездная. Вокруг не было ни души.

– Он вывел меня наружу из этого проклятого вольера. – рассказывал Эйб. – Через лаз, его не видно было за связками тростника. Там стена осыпалась. Смотрю что-то шевелится, лезет наружу. Дзу-те расползлись, урчат. Я разбросал несколько связок ногами, и вот вам пожалуйста, радостная встреча союзников на Эльбе. Тут еще светло, а в яме темнотища, глаз коли, охрана дрыхнет. Пока нас, слава Богу, не хватились.