Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проходи, — включает в прихожей свет, озаряя красивый современный ремонт.
Снимаю с себя обувь, осторожно ступаю по мягкому ковру, утопая в высоком ворсе. Обхожу одну комнату, другую, поднимаюсь на второй этаж, ощущая постоянное присутствие Ильи рядом. Квартира отличная. Нет, она идеальная. Не потому, что в ней дорогой ремонт и дизайнерская мебель, а потому что её выбрал для нас Илья.
— Мне безумно нравится, — открываю шторы и смотрю на вид ночного города. — Всё нравится, что с нами происходит.
Громов подходит ближе и касается моих плеч, вызывая у меня волну мурашек на коже. Убирает на одну сторону мои волосы, мягко дотрагивается губами до шеи, заставляя издать сдавленный вздох. Слышится звук открываемой молнии на платье, тонкая материя скользит по коже и опадает вниз, оставляя меня стоять перед Ильей в одном белье и чулках.
— Хочу тебя здесь полностью голой, Альбин.
Завожу руки за спину, расстегиваю лифчик, бросаю его в то место, где валяется моё платье. Грудь становятся чувствительной, особенно когда на неё опускается его рука. Илья перебирает соски между пальцами. Нежно поглаживает, немного оттягивает вперёд, вызывая сладкое томление внизу живота.
Я стесняюсь своего шва и всегда стеснялась, но сейчас самостоятельно снимаю с себя трусики и обнажаю ему неидеальную себя. Боюсь, что увижу в его глазах хоть один намек на разочарование, но его нет. Он разворачивает меня лицом к себе, смотрит небесно-синими глазами, торопливо целует, а я помогаю с него рубашку снять.
У нас не так много времени для двоих, всё же дома меня ждут и надолго отлучаться слишком неправильно для работающей и любящей мамы своего ребёнка. Но устоять перед ним и уйти сейчас — выше моих сил.
Мои движения хаотичные и нечёткие — пуговицы ускользают, расстегнуть рубашку получается только с его помощью. Когда мне удается наконец-таки дотронуться до его мощной груди, я испытываю особое блаженство. У него горячая кожа, крепкие мыщцы на животе, а подушечки пальцев задевают жесткие волосы на теле, которые ускользают тонкой дорожкой под ремень вниз.
Я хочу насытится им, хотя знаю, что завтра у нас будет ещё день. У нас будет ещё много-много дней. Я смогу позвонить ему уже утром, смогу набрать его в обед и попросить забрать вечером, и он не откажет, потому что теперь он снова мой, как и пять лет назад.
Громов подхватывает меня на руки и, пройдя несколько метров, опускает на мягкий матрас. Разводит мои ноги в стороны, неприкрыто рассматривает обнаженную меня, заставляя лицо покрыться краской. А потом он ласкает меня… Щёлкает пряжкой ремня, достает оттуда тугой возбужденный член, несколько раз проводит рукой вдоль всей длины и продолжает трогать меня пальцами. Они утопают в обильной влаге, слышатся мокрые звуки, когда он входит внутрь меня сначало одним пальцем, затем двумя. Массирует клитор, а я откидываю голову назад и больно, до металлического вкуса крови во рту, прикусываю нижнюю губу.
Когда его горячее тело опускается на меня, а тяжелый член упирается между ног, я буквально умоляю его поскорее войти в меня. Громов дразнит — медленно заводит мои руки над головой, чтобы не торопила и хитро усмехается.
Я вскрикиваю, когда он входит в меня. Проникновение резкое, торопливое, словно он всю жизнь этого ждал. Мы тяжело дышим и смотрим друг другу в глаза. Всё так идеально сейчас — этот момент, он и я. Между ног становится горячо, а нервные окончания накалены до предела. Илья ускоряет темп и двигается во мне чаще, быстрее, интенсивнее. Картинка перед глазами становится нечёткой, кажется, что я теряю нить реальности. Этот оргазм сокрушающий и неожиданный, заставляющий меня извиваться под ним словно от удара электрического тока.
Громов то ласкает языком мою шею, то слегка покусывает, когда я прихожу в себя. Чувствую только, что как он делает во мне несколько сильных толчков и замирает. Он кончил в меня.
Эта мысль отчётливо пульсирует в моей голове, когда он опускается на меня и сильнее вдавливает в матрас. Перебираю пальцами его чёрные волосы, и в душ почему-то совершенно не спешу. Мысленно надеюсь на то, что однажды, вопреки всем диагнозам, у меня будет ребёнок и от него.
* * *
— Давай, ещё немного, малыш. Ты у меня умница, всё получится… — шепчет Илья, когда я из последних сил вытуживаю из себя нашу малышку.
Я знаю, что жить Полина не будет. Сразу же после рождения или прямо сейчас, во мне. Становится невыносимо от одной только мысли, что счастливой сказки о нас втроём больше не будет. Выписки не будет, шаров, поздравлений и детского плача тоже.
Он рядом. Илья крепко сжимает мою руку и целует несколько раз подряд. Гладит мою голову, просит быть сильной ради него, ради нас. Я правда пытаюсь. Молю Бога о том, чтобы дал мне выдержку. Железную выдержку для того, чтобы, когда этот кошмар закончится, суметь это пережить и не сойти с ума.
Я делаю очередную попытку и у меня получается. Из моего тела выскальзывает ребёнок, но Илья вовремя мою голову отворачивает, чтобы больше на неё я не смотрела. Я реалист до мозга костей, но до последней секунды верю, что сейчас наша девочка закричит и доктор скажет, что многочисленные результаты скринингов, УЗИ и других исследований в корне неверны. А потом я смеюсь. Смеюсь и плачу, потому что собственные мысли кажутся мне такими абсурдными, что срывает крышу.
— Всё будет хорошо, Альбин. Меня слушай, — строго говорит Илья, приводя меня в чувства.
Лежу перед ним в ужасном виде — после сложных родов, в поту и крови. То ещё зрелище. Но на его лице нет ни капли брезгливости и презрения, поэтому я слушаю его. И верю.
Кто-то должен верить в вас до конца. Эта мысль ненадолго, но спасает.
Илья.
— Я бы хотела остаться с тобой немного дольше, — произносит Кудряшова почти шепотом, переплетая наши пальцы в плотный замок. — Но, к сожалению, мне пора.
Квартира ещё не принадлежит нам, но кровать и душевую мы уже опробовали на прочность. Здесь ещё много комнат и мебели, поэтому прямо сегодня скажу риелтору, что нам всё подходит.
— Настаивать не буду, Альбин. Понимаю, что тебя дочка дома ждёт.