не флирт, – объясняет Серена. – Это стратегическое убеждение. Вся суть протеста в том, чтобы набрать кучу участников. И почему бы не обратиться к людям так, как им будет понятнее?

Вайнона таращится на Серену, будто она внеземная форма жизни, а потом обращается ко мне за подмогой.

– Можешь не говорить с Итаном, – разрешаю я.

Вайнона так и кипит от отвращения.

– Да зачем вообще связываться с Итаном? Зачем напрягаться и устраивать этот протест? – Она презрительно помахивает руками. – Может, сразу отрубим змее голову? Элайза, иди, покажи Лену ноги, а потом попроси его уйти с поста.

Не знаю, что наводит на меня больший ужас: само ее предложение или то, как у меня все внутри переворачивается, когда я невольно представляю себе такую сцену.

Серена тоже на мгновение теряет дар речи, но, как ни удивительно, похоже, она всерьез рассматривает такой вариант.

– Ой, Вайнона, – говорит она со снисходительной улыбкой. – Это же совершенно разные вещи.

– Вовсе нет. На сто процентов одно и то же. Только с виду разные.

Тут Серена смотрит на Вайнону и говорит на удивление пафосно:

– Но ведь это всегда и есть самое главное.

Здесь повисает пауза, а значит, Вайнона обдумывает ее слова.

Но в ответ все же бормочет:

– Мне нужен перерыв.

– Без проблем. – Серена наклоняется, чтобы рассмотреть свое отражение в окне. – Придется Итану довольствоваться общением со мной.

Она приглаживает волосы, поправляет сережки, вновь нацепляет на лицо улыбку, отчасти для практики, а отчасти для нас, и почему-то я ничуть не сомневаюсь, что привлечь хоть Итана, хоть кого угодно ей не составит труда.

Как только Серена исчезает за дверями класса, Вайнона дает волю гневу:

– Боже мой, да зачем она вообще этим занимается? – Подруга вышагивает вверх-вниз по пандусу. – Я с самого начала была права. Никакая она не феминистка!

А у меня в голове вчерашний разговор с Сереной о том, сколько труда требуется для создания «эффекта Хванбо», пытается отвоевать себе место рядом с заявлением Вайноны.

– Может, – предполагаю я, – она подходит к нему с противоположной стороны?

Сквозь стекло мы наблюдаем, как Серена над чем-то смеется, и пальцы ее легонько касаются локтя Итана. Нам не нужно ждать от нее подтверждения: мы и так понимаем, что он согласится поддержать акцию.

– Где твои принципы? – пыхтит Вайнона.

Эти слова неожиданно задевают меня, и я помимо воли начинаю беспокоиться: если это и правда так… если я действительно забыла о принципах, то Вайнона, несмотря на то что она моя близкая подруга (а возможно, как раз из-за этого), станет моим самым жестким критиком. Как бы я хотела объяснить ей, насколько тяжко становится мне нести все это бремя феминизма!

– Слушай, – говорю я, – я понимаю, что Серена… не совсем как мы. Но она нам нужна.

Серена как раз направляется к двери, и Итан и остальные уже не могут видеть ее лица. Я замечаю, как она тайком делает тихий выдох. Вайнона, несмотря на гнев, тоже это видит.

– И что еще важнее, мне кажется, мы ей тоже нужны, – добавляю я, кивая на окно. – А ведь это самое главное в феминизме, правильно? Чтобы все мы держались вместе?

Вздохнув, Вайнона запрыгивает на перила пандуса и болтает ботинками в воздухе.

– Да, знаю, – ворчливо соглашается она наконец. – Только было бы здорово, если бы мы еще могли договориться насчет частностей.

19

В ту пятницу из-за неожиданного отсутствия Тима ОʼКаллахана у Джеймса в последний момент появилось неожиданное задание для Лена.

– Да, и для тебя, видимо, тоже, Элайза, – добавляет Джеймс, поманив меня рукой.

Я неохотно плетусь в угол, где сидит Лен.

– Так, – начинает Джеймс. – Раз уж Тим сегодня заболел, я тут подумал, может, вы сможете его подменить.

– Что за материал? – спрашиваю я.

– В общем, тебе, Элайза, это не понравится, но… насчет бейсбольного матча.

Я морщусь

– Бейсбольный матч – это разве новость? – шучу я, но в каждой шутке есть доля правды.

– Это статья для спортивного раздела, – говорит Джеймс. – Ты ведь знаешь, что у нас такой есть?

– Да, да.

– И, кроме того, это не просто бейсбольный матч, – объясняет Лен. Он, как обычно, сидит по-турецки на парте. – Возможно, это будет исторический матч.

Я предполагаю, что он так считает только из-за своего спортивного прошлого, но тут Джеймс тоже начинает с энтузиазмом кивать.

– Точно, – подтверждает он, – Уиллоуби играет со Старшей школой Харгис, и, возможно, в этом матче Джейсон Ли побьет рекорд по количеству хоумранов в одном сезоне.

Они выжидающе замирают, будто теперь я просто обязана сообразить, почему это такая важная игра. Я смотрю на Джеймса с выражением «и ты, Брут!».

– Вы про того Джейсона Ли, который встречается с Сереной Хванбо? – уточняю я.

– Именно, – отвечает Джеймс. – Центральный принимающий.

– Вообще-то он реально круто играет, – говорит Лен с куда большей серьезностью, чем можно от него услышать обычно.

– Так что, съездите? – спрашивает Джеймс.

– Постой-ка.

Я хватаю телефон и строчу Вайноне, силой мысли призывая ее ответить, что мы совершенно точно, кровь из носу должны сегодня поработать над «Подъездными дорожками».

Вайнона: Не, сегодня не надо снимать.

Я: Ты что, опять переписываешь сценарий?

Вайнона: Мне просто нужно, чтобы все было идеально. Ты же понимаешь.

Я: Но ведь тебе надо когда-то закончить фильм?!

После этих слов я не получаю ответа сразу и подозреваю, что позже тоже не получу. Я собираюсь снова ее потормошить, но тут замечаю, что Лен слез со своего насеста и теперь стоит возле меня – так близко, что может подглядывать в мои сообщения. То есть невоспитанно близко. Смутившись, я замахиваюсь на него.

– Так как? – не может сдержать ухмылки Лен. – Смогла перенести свой пятничный коктейль с окружным экзаменатором?

Я хмуро зыркаю на Джеймса, которого все это ужасно забавляет, а потом снова смотрю в телефон. Однако нового сообщения от Вайноны так и нет.

– Пришлось кое-что передвинуть. – Я распрямляю плечи и обращаюсь к Лену. – Но тебе повезло, у меня есть окошко.

– Ну что сказать? Я всегда был везучим.

Мы уже выходим, и мне огромных усилий стоит не дать ему подзатыльник.

День необычно ветреный, но при этом стоит жара, которой никак не ожидаешь при таких жестоких порывах, а воздух прямо-таки иссушает кожу на руках и лице. Неприятное чувство и вдобавок к нему ощущение, будто я сама не своя, складываются в смутную тоску, как перед месячными. Пыль покрывает тебя плотным слоем, выстилает ноздри изнутри, затуманивает разум, она есть и одновременно ее как