Нобиле обвинял Фельдмана, теперь уже бывшего начальника Дирижаблестроя, чуть ли не в умышленном срыве работы.

Итальянец справедливо опасался, что его личная репутация, и так основательно испорченная после катастрофы 1928 года, пострадает ещё сильнее. Что, если подробности происходящего станут известны у него на родине? Если в римских и неаполитанских газетах напишут: этот неудачник Нобиле разбил в Арктике свой дирижабль и уехал в СССР, чтобы выстроить там такой же, но вот уже два года не может этого сделать? Как будут злорадствовать недруги, что съязвит на этот счёт Бальбо?

В начале апреля Нобиле писал исполняющему обязанности начальника Дирижаблестроя Матсону:

Положение усугублялось тем, что и эллинг для сборки 18500 всё ещё не был готов. Смежники почти на три месяца задержали поставку поворотных механизмов, тележек и рельсовых путей для 32-метровых эллинговых ворот. Сами дирижаблестроевцы трижды или четырежды меняли проект фундаментов под них. В результате огромные створки подняли и смонтировали только к концу мая.

В июне командование Аэрофлота, Дирижаблестроя и осоавиахимовцы провели совместное совещание. В числе прочего постановили из «народных» денег, которые ещё оставались у Осоавиахима, выделить в помощь постройке флагманского дирижабля 200 тыс. рублей, а также – «кораблю В-6, как первому большому кораблю, организованному и построенному на средства Осоавиахима, – присвоить наименование „Осоавиахимовец“». Впоследствии суффикс отсекли, и на оболочке корабля, в дополнение к опознавательному знаку, появилась надпись: «Осоавиахим».

На Долгопрудной побывали Уншлихт и замначальника Главсевморпути Георгий Ушаков, а вскоре стройку посетил нарком обороны. Осмотрел площадку, эллинги, мастерские, рабочий посёлок, отметил низкое качество строительства, антисанитарное состоянии территорий. Но главная претензия главы военного ведомства и ближайшего соратника вождя состояла в том, что «…Дирижаблестроем израсходовано большое количество денег при малой полезной отдаче государству».

Высокопоставленному гостю показали в работе единственный корабль, на тот момент способный летать, – «СССР-В1». Рискуя разбить, его выводили при сильном ветре скоростью до восьми метров в секунду, который к тому же дул перпендикулярно оси эллинга, что при внезапном порыве грозило ударом о стену и повреждением оболочки. Продемонстрировав в воздухе ряд манёвров, дирижабль ещё несколько километров сопровождал уже отбывшего с площадки Ворошилова над Дмитровским шоссе.

В числе прочих указаний нарком велел снабдить дирижаблистов парашютами, без которых летать запрещалось. В течение всего полёта каждому члену экипажа полагалось иметь на груди парашютный ранец – по крайней мере, какое-то время так было положено. Нобиле, летавший на «СССР-В6» в качестве шеф-пилота, наотрез отказался подчиниться, и для иностранца сделали единственное исключение.

Временно исполняющий должность начальника Дирижаблестроя Александр Флаксерман 15 июля телефонировал Уншлихту: заднюю часть нового эллинга очистили от строительных лесов и мусора и внесли в него оболочку корабля 18500.

Работы по достройке эллинга с одновременной сборкой «СССР-В6» приобрели авральный характер. В практику ввели символические красные и чёрные доски, помещавшиеся в цехах и на первой полосе дирижаблестроевской многотиражки, где регулярно обновлялись фамилии передовиков и отстающих. Постоянно звучали призывы:

Казалось, сам воздух наэлектризован до предела, и не в нём ли возникла та искра, от которой под вечер 16 августа вспыхнул старый деревянный эллинг, прослуживший два года? Очевидцы рассказывали о молнии, и это была молния невероятной силы: удар почувствовали во всех зданиях на Долгопрудной, сильный разряд прошёл через электрическую и телефонную сети, из розеток посыпались искры.

Пожар разгорался в нескольких десятках метров от нового эллинга, где корабль 18500 уже «стоял под газом», то есть с наполненной водородом оболочкой, к которой в это время присоединяли части киля. Именно так – сверху вниз – собирали дирижабли.

Плод двухлетних трудов итальянских конструкторов, советских инженеров и сотен рабочих был на волосок от гибели, но несчастья не случилось. Флаксерман докладывал: