— Стой где стоишь, — притормозил её Илья. — Что-то не нравится мне, как ты липнешь. Говори, чего надо. У меня мало времени.

— Вы — герой! Вы — мой идеал! Ведь это вы передали документы на Мудрогора? — Алиса пела все, что приходило в голову, — без фильтра. И понимала, как это неубедительно и провально. — Я сразу догадалась. Какой благородный поступок! Я на вашей стороне. Надо спасать Президента.

— Я как раз сейчас этим занимаюсь, — спокойно ответил Илья и взглянул на часы. — Это все?

— Вы не знаете, где Латунин?

— Ах, вот зачем ты здесь? — понял Илья. — Что ж, отведите барышню к поэту. В сущности, расспросить бы тебя… Да занят. Не нравится мне этот визит. Либо подослал кто, либо ты дура набитая, авантюристка доморощенная. Впрочем, теперь все равно.

— Я увижу Павлушу?! — экзальтированно включилась в игру Алиса. Она поняла, что Чернявского ей не достать. Уйдёт сейчас — и поминай его. Но примирение с обстоятельствами никогда не входило в стиль Алисы.

Павел Латунин, осунувшийся и подавленный, валялся на кровати и занимал себя чтением газеты, которую, ко всему, держал вверх ногами. Ни единой буквы он не видел, так как мозг окончательно оккупировали мысли о побеге — желательно дерзком, чтобы Илья колотился в припадке. Утратившие всякую обходительность красивые мальчики грубо втолкнули Алису в комнату. В продолжение избранной роли Алиса яростно взвизгнула, подпрыгнула как коза и страстно упала на Павла Латунина. «Тихо, Павлуша, — шептала она и покрывала его обалдевшее лицо картинными поцелуями. — Быстро — что здесь происходит? Что Илья — гад, уже в курсе». Латунин тезисно рассказывал, используя метод Алисы: «…Он сказал, что сегодня я улетаю с ним. Личного биографа они хотят, что ли. Карманного Сократа. Никуда не полечу. Пусть убивает». — «Э, нет, Павлуша. Удача-то какая. Теперь ты должен держаться рядом с ним, что бы ни случилось. Даже если отбиваться начнет. Ври что хочешь, но не отходи от него. Задание такое. Так надо». Она незаметно выудила из кармана капсулу, раздавила её и приложила к руке Павлуши.

Вскоре в комнате появился Чернявский.

— Павлуша, ты еще не изменил решения? Летим?

— Лечу, — уверенно сказал Латунин. — Я много думал и многое понял. Я теперь от тебя никуда. Общность судьбы называется.

Чернявский бегло посмотрел на Алису. Ее грим размазался, волосы растрепались, одежда пришла в жуткий беспорядок.

— Я бы тоже с ней не остался, — беспардонно заявил Илья Чернявский.

Через полчаса с аэродрома взмыли три реактивных самолета. В хвостовом отсеке одного из них сидел теряющий сознание от непривычных перегрузок Латунин.

Алиса больше не испытывала страха. Теперь она знала, что чувствует разведчик, с честью выполнивший задание родины. Она свернулась калачиком на кровати, стала молиться за Павлушу Латунина и любимого Петра Пушкина, а заодно готовиться к смерти. Кто-то завозился по ту сторону двери, поглощающей звуки, кто-то, у кого не было ключа. Алиса вскочила, чтобы посмотреть в окно. Мимо, прихрамывая, пробежал один из тех красивых и опасных мальчиков. Он оглядывался и стрелял в кого-то, кто находился за кадром. Над полем завис огромный вертолет — и из него выпрыгивали люди в камуфляже. Дверь в комнату распахнулась, с порога другой опасный мальчик прицелился в Алису. Но вдруг дернул головой, как картонный, зашатался и выпал назад в коридор, чтобы помереть там под ногами снующих туда-сюда людей. Следующим, переступив охранника, вошел Красик — разгоряченный, слегка ошалевший от перестрелки, с пистолетом в руках.

— Алиса, боже мой, думал, никогда тебя больше не увижу. У нас такие дела творятся. Есть санкция на арест Чернявского. Нам позвонил неизвестный и сообщил твои координаты. Кто это мог быть?

— Без понятия, — сказала Алиса и посмотрела на свою ладонь.

Красик все еще был по-детски взволнован, поэтому слишком много говорил.

— Здешние охранники сообщили, что Чернявский улетел. Это правда? Ты в порядке? Он тебе ничего не сделал?

Вопросы сыпались один за другим — только успевай отбиваться.

— Он сказал, что в жизни не видел более уродливой женщины, чем я.

— Он так сказал? Гадина. Когда его найду, хлопну сразу.

Алиса счастливо рассмеялась и повисла не шее у Вадима — на сей раз уже не играя роль.

— Дорогой, я так тебе рада.

Фавр заверил, что до места полчаса, не больше. Внизу расстилалась бурная, беспросветная, плотная зелень сельвы, местами почти черная — до того тесно сплетались деревья. Кое-где зелень перебивалась пунктиром реки.

Пушкин, который вёл вертолёт, ощутил опасность даже не шестым, а десятым чувством, отдаленным уколом интуиции, — внизу на солнце заблестело серебро, а следом раздался знакомый характерный свист. Их обстреливали с земли: очевидно, ждали. Один заряд пробил хвост, другой угодил в лопасти. Пули звонко сыпались на обшивку. Машина совершила неуклюжий кувырок и боком пошла вниз, уже не слушаясь руки Пушкина. Выстрелы не прекратились, но остались позади. Вертолет рухнул, ломая ветки, в самую гущу деревьев — оказалось, спасительную — и, коварно качнувшись, застрял в них. Удачное падение, если о падении корректно так говорить. Пушкин талантливо сгруппировался, как учили, и всего лишь ушиб ногу. Рядом осторожно заворочался Фернандо Мануэль, прислушиваясь, не нарушают ли его движения равновесие вертолета. Застонала Марина, которая тоже была цела и теперь вылезала из-под сиденья, потирая ссадины. Фавру не повезло — он был мертв, острая деталь вертолета порвала ему артерию на шее, и кровь методично заливала кабину, а глаза навсегда застыли, устремленные в сельву.

— Я так и знал. — Домингин опасливо посмотрел вниз. — Ребята, надо спешить. Кто бы там в нас ни стрелял, встречаться с ними не стоит.

До земли оказалось не так уж далеко. Поглядывая на останки вертолета, повисшие на мощных ветвях, они спустились вниз, помогая друг другу, скользя по влажной коре, постанывая от боли. Кровь Фавра уже привлекла тучу москитов, увеличивавшуюся с каждой минутой. Домингин подгонял спутников, указывая направление движения, — но трава цеплялась за ноги, затрудняя шаг. Потом они бегом пересекли мелкую речушку, — хотя дно было вязким, но погоня страшнее.

— Я слышала, здесь водятся пираньи? — смиряя учащенное дыхание, спросила Марина. Животный мир всегда интересовал ее.

— Пираньи передохли, — как мог, успокоил Домингин. — Мы сейчас в зоне радиоактивного поражения после аварии на АЭС.

— Либо передохли, либо вымахали размером с собаку, — добавил Пушкин.

У Марины пропала охота любопытствовать. Путники остановились и прислушались. Сельва отвечала на их немой вопрос приглушенными птичьими голосами; ни единого треска, выстрела или иного признака присутствия людей. Фернандо Мануэль взял на себя роль проводника: надо было продвигаться на юг, к большой реке, Там можно было смастерить плот и сплавиться до первого поселения. Пушкин жалел одного: потерянного времени — драгоценного, как он уже чувствовал. Домингин пыхтел впереди процессии, кромсая заросли ножом. Марина шла следом за ним. Чтобы не приманивать кровососущих, она перевязала руку и по совету Домингина натерла ее какой-то пахучей травой. Пушкин замыкал шествие.