– Помню, был. Да сколько я себя тут помню, он всегда был! И зимой, и летом…

– Одним черным цветом, – на автомате договорила я.

И тут упоминание зимы проассоциировалось у меня со снегом, снег – с санями, а сани – со следами на лестнице.

– Мне все ясно! – охнув, заключила я. – Чемодан уперли в то воскресенье.

– Это как-то странно, ты не находишь? Я в растерянности, – призналась Юля. – Кактус и пончо сочетались логично, но при чем тут чемодан?!

– Может, в нем тоже хранилось что-нибудь латиноамериканское, – предположила я неуверенно. – Сомбреро, гитара, маримба… Надо Гавросича спросить… То-то он сейчас огорчится, бедняга…

Мы дружно вздохнули, понимая, что печальную новость о пропаже еще одной вещи утаить не удастся и поберечь старика, найдя другой такой же чемодан взамен пропавшего, увы, не получится. Раритетная вещь, артефакт!

– Ты скажешь Гавросичу, а я позвоню следователю, – ловко отвертелась от скорбной миссии хитроумная я.

Алекс не имел привычки отвечать прелестным девушкам отказом, а пришлось.

– Прямо сейчас я к вам приехать не могу, – огорчил он Полину Павловну, отвернувшись к стене прозекторской.

– Эй, я для кого тут стараюсь? – возмутился едва начавший вскрытие патологоанатом.

Алекс покивал ему и постарался свернуть неуместный разговор, скороговоркой пообещав Полине Павловне:

– Вечером заеду.

И голосок прелестной девушки тут же вымело из трубки протестующими воплями:

– Та ты шо, сынок, ажно ввечеру?!

– Леша, это поздно!

– Сказал – не могу, значит, не могу! – повысил голос следователь.

– Баба? – понятливо спросил патологоанатом.

Алекс показал ему два пальца, давая понять, что у него в трубке, помимо каких-то мужиков, сразу две бабы, именно поэтому, мол, так сложна коммуникация.

– Ну, бабу переговорить – дело долгое, – кивнул патологоанатом, трактовав растопырочку из следовательских пальцев по-своему – как победный знак «V».

Тем временем телефонная трубка мужским голосом авторитетно проинформировала Ромашкина:

– Если осел не идет к султану, значит, султан идет к ослу!

– Эдик, сам ты осел! Если гора не идет к Магомету! – заспорил с мужским голосом женский.

– Короче, Алексей Витальевич, вы где сейчас находитесь? – на фоне разгоревшейся словесной битвы пробилась к собеседнику Полина Павловна.

– В морге! – рубанул сердитый Алекс, не пощадив девичьи нервы, и спрятал трубку в карман.

Звучит ужасно, но факт: в морг захотели все.

Гавросич спешил пообщаться с представителем полиции, потому что жаждал прояснить судьбу украденной у него вещи как можно скорее. Как будто это не он отправил пропавший чемодан в вечную ссылку под кровать примерно сто лет назад и с тех пор ни разу не поинтересовался его судьбой!

Юля увязалась за Гавросичем под предлогом, что негоже пожилому человеку с больным сердцем идти в морг в одиночку. На самом деле ей просто нечего было делать. Она же взяла больничный!

Эдик, ответственно относящийся к своей роли телохранителя, не мог позволить охраняемому телу отправиться без его сопровождения хоть куда-то, а уж в морг – тем более.

А я, значит, должна была пропустить все интересное, сидя на работе в библиотеке!

Я тихо заплакала.

– Эй, кто тебе мешает тоже сказаться больной? – посоветовала Юля, разглядев мои слезы и безошибочно угадав их причину. – Позвони этой милой тетушке, как там ее зовут, я забыла… Имя такое, как город в Австралии…

– Сидней? – подсказал Эд.

– Это мужское имя! – заспорил с ним Гавросич. – Я знаю, я читал… Поля, как того писателя зовут?

Книгочей, блин.

– Сидни Шелдон, – буркнула я.

– Да нет, не Сидни! – не согласилась Юля, морща лоб.

Склеротичка, блин.

– Тогда Мельбурн? – не унимался Эд.

Эрудит, блин.

– Аделаида ее зовут! – Я повысила голос. – Аделаида Робертовна!

– Вот-вот! – обрадовалась Юля. – Позвони своей Робертовне и отпросись на пару дней под предлогом внезапной болезни. Хочешь, научу тебя, как симулировать?

– А давай! – решилась я.

Не отрываться же от коллектива.

Наскоро затвердив симптомы пищевой аллергии, я позвонила начальнице и вкратце изложила заученное. Добрая Аделаида Робертовна сжалилась, благословила меня на прогул, и я вприпрыжку побежала догонять компанию.

– Вас там спрашивают, – равнодушно сообщил Ромашкину дюжий санитар в несвежем халате. – Говорят, по делу.

Алекс неприятно удивился.

Слава богу, криминогенная ситуация в городе была не настолько скверная, чтобы следователь назначал деловые встречи не в кабинете, а прямо в морге.

– Кто?

Санитар пожал плечами. Ему было все равно. Когда постоянно имеешь дело с мертвыми, теряешь интерес и к живым.

Алекс вышел на крыльцо, плотно прикрыв за собой металлическую дверь, оглядел укромный дворик и подавил тихий стон: опять они!

«Они» его тоже увидели и понеслось:

– Алексей Витальевич!

– Леша!

– Шынок!

– Гавросич, шинок – это питейный дом на Украине!

– Девка, не ори на нещщашного штарика!

– Гавросич, вы не несчастный старик, вы потерпевший, говорите нормально, вам сейчас показания давать!

– Показания потерпевшего – это его устное сообщение об обстоятельствах, имеющих значение для дела, сделанное в ходе допроса и запротоколированное в установленном законом порядке! – громко, чтобы перекрыть общий гвалт, уведомил группу буйных сумасшедших Алекс. – А без допроса и протокола это приватный разговор!

– Приватный так приватный, – сговорчиво согласилась Полина Павловна. – Алексей Витальевич, у нас новое ЧП: у Гавросича пропал чемодан!

– Старый, – добавила Юлия Юрьевна.

– Чемодан старый, а ЧП новое, – уточнила Полина Павловна.

– Ничего он не старый, я его уже при Брежневе покупал! – обиделся владелец пропавшего чемодана. – Старый! Сама ты, Юлька, старая… Дева!

– Ах!

Оскорбленная Юлия Юрьевна потеряла дар речи, и следователь успел втиснуться в паузу с вопросом:

– Что было в этом чемодане?

– Э-э-э… – Гавросич тоже замолчал. – Почесал в затылке, развел руками: – Там много чего было… Я в точности не помню… Бумаги разные, фотографии старые, документы – не очень важные, важные я в секретере держу…

– Деньги, драгоценности?