Симка принюхалась – откуда-то явственно тянуло дымом. Неужели костер разложил?

Из слежавшихся пластов памяти всплыл легкомысленный мотивчик с обнадеживающими стишками: «…и каждую пятницу, лишь солнце закатится, кого-то жуют под бананом…» Перед глазами у Симки промелькнула вся жизнь.

– По-моему, что-то горит, – пролепетала помертвевшая мать троих детей.

– Епэрэсэтэ. – Квасов, припадая на левую ногу, рванул на кухню.

Ну, точно: вместо того чтобы перекрыть газ, он максимально усилил пламя – не в ту сторону повернул ручку.

Антон схватил с плиты и с ненавистью швырнул сковороду в мойку, после чего распахнул балконную дверь. Подхваченный сквозняком сизый столб едкого дыма неохотно пополз к свету.

Душевный межсобойчик в компании ста наркомовских граммов, глазуньи на сале, соленого огурца и колбаски – все пошло прахом из-за этой… ведьмы, поколебавшись, определился Квасов. Ведьма-альбинос. Ошибка природы.

Квасов с отвращением смотрел на последствия разыгравшейся трагедии – чадящие трупики, бывшие еще несколько минут назад яичницей.

– Тебе помощь нужна? – Придушенный голос виновницы облома раздался за спиной.

– Обойдусь, – буркнул Квасов.

– Ой, так это яичница сгорела?

– Какая ты догадливая, – съязвил Антон и повернулся к соседке спиной.

Спина красноречиво говорила: аудиенция окончена.

Обращаясь к этой упрямой спине, Симка затараторила:

– В общем, приходи к нам на Новый год. Нет, ну если у тебя есть компания, то, конечно, приглашение отменяется, все-таки дети и все такое. Наверное, – с нарастающей скоростью несла Симка, – мы тебе уже и так надоели.

Динка еще маленькая, с ней не попразднуешь, одно беспокойство, я понимаю. Особенно с непривычки. Но если ты тоже один – приходи, вместе все-таки веселее. Новый год, как-никак. Мы с теткой пельменей уже налепили и заморозили, салатов разных наделаем. Что ты любишь? Могу приготовить. Хоть сейчас.

Симка выдохлась и замолчала, покорно ожидая своей участи.

Квасов не реагировал. Такой темп речи – запредельный – выключал какие-то центры в голове, Антон успел только выхватить из потока знакомые слова «пельмени» и «салаты». В свете сгоревшей яичницы они звучали как издевательство.

Квасов с досадой швырнул сковороду в мусорное ведро.

Симка подпрыгнула:

– Ты что? Зачем? – Опытный глаз хозяйки определил, что сковорода еще послужит.

Антон не без злорадства наблюдал, как соседка, засучив рукава дорогого джемпера из тонкой шерсти неопределенного не то коричнево-розового, не то розово-коричневого цвета, принялась реанимировать сковороду.

Антон потерял интерес к яичнице, сейчас его больше занимало другое:

– У тебя есть Интернет?

– Интернет? – растерялась Сима. – Есть, конечно.

– А ты романы, случайно, не сочиняешь?

Окончательно сбитая с толку, Симка захлопала глазами:

– Романы?

– У тебя проблемы со слухом?

– Нет. В смысле – романы не сочиняю. Я их проживаю, – огрызнулась домохозяйка.

– Кто бы сомневался, – фыркнул Квасов. – А тетка твоя?

– Что – тетка? – туго соображала Сима, драя сковороду.

– Не тупи. Тетка романы сочиняет?

– Нет, тетка романы не сочиняет, – медленно проговорила Сима, не понимая, что это нашло на соседа, откуда такой интерес к литературному творчеству, – и даже не проживает.

Квасов скрестил руки на груди, прислонился плечом к стене и посмотрел на Симу долгим взглядом:

– Ну, понятно, ты и за нее и за себя стараешься.

Симке стало обидно.

– Тебе-то какое дело? Или ты не с той ноги сегодня встал?

Квасов так зыркнул на визитершу, что она закрыла воду, оставив сковороду мокнуть, боком двинулась к выходу, держа в поле зрения неадекватного соседа:

– Ну ладно, я пошла, там на дне немного осталось, домоешь через часик сам.

И Симка слиняла.

– Епэрэсэтэ, – выдохнул Антон, услышав, как захлопнулась дверь, и с ожесточением взялся за сковороду.

Пришлось признать, что Симка сделала большую часть грязной работы.

Но ведь сгорела яичница все равно из-за нее. Так что, как ни крути, от соседки больше вреда, чем пользы.

С этой неутешительной мыслью Антон сел к компьютеру с настроением кого-нибудь порвать. Dana65 для этого подходила идеально.

«Привет, Антон», – увидев в сети Квасова, вышла на связь романистка.

«И вам не хворать». – Антон не собирался заигрывать с человеком, который был ему заведомо неприятен.

Но вот что удивляло и смущало самого Антона: Дана будила в нем болезненную тягу к своей истории, и, сколько ни уговаривал себя Квасов (пишет что-то там эта Дана для таких, как сама, – недалеких примитивных личностей и домохозяек, пусть себе и дальше пишет), уговорить не мог.

А Дану как прорвало.

«Ты удивишься, но своего героя я представляю похожим на тебя», – делилась она с Квасовым.

– Я счастлив, – проворчал он, – то-то смотрю, куда я, туда и он.

Квасов даже представил, что он прокладывает лыжню виртуальному Владу.

Но ведь теоретически может случиться и наоборот: он окажется на лыжне, которую проложит для него герой романа…

«Если интересно, – продолжала кудрявиться беллетристка, – могу рассказать об отношениях между Владом и Ольгой».

«Без надобности», – уже напечатал Антон, но по той самой причине, о которой вслух даже говорить было неудобно – из любопытства, передумал и стер напечатанную строчку.

Быть близко, почти заглянуть в будущее и не узнать, что же там дальше, в следующем абзаце, – кто на это способен? Крючок, заброшенный сочинительницей, впился в мясо. Любопытство пересилило.

Стараясь не показать своего интереса к интриге, Квасов выдержал паузу и напечатал: «Ну, валяй рассказывай».

Дана не заставила себя упрашивать: «Все идет к тому, что Ольга и Влад будут вместе».

Квасов дернулся, прочитав послание, и зло прищурился:

– Вместе, значит. Епэрэсэтэ. – Допустить такого поворота сюжета Квасов не мог.

«Между ними ничего общего. Как они могут быть вместе?» Написав и отправив ответ, Квасов попытался понять, о ком он сейчас говорит: о персонаже или все-таки о себе?

«Они нужны друг другу: ей нужен защитник, а ему – семья, которую бы он защищал. Общее со временем появится», – хозяйничала в чужой жизни романистка.

«Так не бывает». Максимализм – еще одна привилегия ветерана – был крепостной стеной, с которой Квасов поглядывал на мир.