– Ты готова отдаться мне, прекраснейшая?

– Рахман… – вскрикнула Ли, когда он поднял ее, охватив сильными и жаждущими руками.

Улыбка, которой Рахман наградил ее, была такой прекрасной и такой сводящей с ума.

– Любимая, позволь себе лишь наслаждаться… Забудь обо всем.

Не дав девушке ступить и шагу, Рахман перетащил ее к себе на колени и заключил в объятия. Ли хотела вскрикнуть, но юноша пылко завладел ее губами. Удерживая твердой рукой затылок Ли, Рахман стал медлительно, откровенно жаждуще целовать ее, разжигая огонь в крови, заставляя сердце биться в безумном колдовском ритме.

Ли задыхалась, когда Рахман наконец оторвался от ее губ, чтобы заглянуть в глаза.

– О Аллах милосердный, прекраснейшая. Сколько в тебе огня и страсти!

Юноша снова наклонил голову, на этот раз с гораздо большей нежностью касаясь губ Ли. Голова ее сладко кружилась, и в этот момент Ли почувствовала, что ее опускают на расстеленную кошму. У девушки почти не осталось сил, чтобы этому удивиться. Рахман растянулся рядом, наполовину прикрывая ее тело своим.

Ли уперлась руками в грудь юноши, надеясь хоть слегка прийти в себя от этого головокружительно сладкого падения, призывая на помощь силу воли, но он поймал зубами ее нижнюю губу и стал легонько покусывать и тянуть ее к себе. Когда Ли тихонько вздохнула, Рахман успокоил языком чувствительную плоть, перед тем как медленно, настойчиво проникнуть в ее рот.

Поняв, что сопротивляться бесполезно, Ли чуть неумело, но пылко стала отвечать на поцелуи юноши.

«О, эти поцелуи Рахмана были волшебны… как и его прикосновения» – думала Ли. Теплые губы околдовывали, руки касались шеи, а потом заскользили ниже. Длинные пальцы ласкали кожу, повторяя контуры груди.

Вскоре Ли вздрогнула, почувствовав, что Рахман все смелее ласкает ее изумительную, такую ждущую грудь, но дразнящие ласки его пальцев успокаивали, ладонь нежно закрывала поднявшиеся груди, а горячие губы заклинали довериться. Ли обнаружила, что выгибается навстречу прикосновениям юноши, всем свои существом желая восхитительного наслаждения, обещанием которого горели его глаза.

Спустя некоторое время Рахман прервал обольстительные ласки и поднял голову, пристально глядя на Ли. Он остановил откровенный, абсолютно мужской взгляд на обнаженных грудях, любуясь высокими холмиками, увенчанными розовыми сосками.

Ли покраснела. Она лежала в сладострастной неге, принимая жадное внимание Рахмана.

– О прекрасная, изумительнейшая, я хочу смотреть, я хочу любоваться тобой.

Ли почувствовала, что даже когда Рахман смотрит на ее тело, это само по себе ее возбуждает. Она никогда бы не поверила, что простой взгляд может обладать таким сильным воздействием. Огонь, пылавший в глазах Рахмана, и пробивающиеся сквозь пелену лиан теплые лучи солнца предали ее тело лихорадке.

И тогда руки присоединились к взгляду. Рахман провел кончиками пальцев по твердым, как мрамор, соскам, заставив Ли тихо вскрикнуть.

Глаза Рахмана загорелись от этого беспомощного ответа. Ли почти стонала от сладкой пытки.

– Рахман… от твоих прикосновений мне так…

– Так что?

– Жарко… словно все мои чувства пылают огнем.

Его взгляд потемнел.

– Я знаю.

Он хотел ее, она это знала. Эта мысль принесла с собой изумительное ощущение силы, способное побороть чувство уязвимости, которое Ли испытывала, лежа у ног Рахмана, всецело в его власти.

Ли замерла, и юноша снова прильнул к ее губам.

– Просто расслабься, любимая, и дай мне доставить тебе удовольствие, – прошептал юноша, обжигая дыханием нежную шею, а его руки бесчинствовали, лаская ноги, бедра, добираясь до самых потаенных уголков ее тела. И наконец, розовая жемчужина ее страсти открылась ему, словно самая большая драгоценность этого мира. Страшное, горячее, обжигающее, лихорадочное пламя охватило девушку.

Щеки Ли стали пунцовыми, она сладострастно облизывала губы. Пальцы Рахмана наконец нашли вход в ее потаенную пещеру и начали там дивный, сводящий с ума танец. Ли замотала головой, постанывая и повизгивая от наслаждения. Лепестки ее распустившегося бутона стали толще, потоки нектара обильнее. Ли извивалась и изгибалась, пытаясь облегчить сладкую боль, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

– Я вижу, теперь ты готова меня принять, счастье всей моей жизни! – с восторгом вскричал Рахман и с наслаждением вошел в ее росистое горячее лоно.

Захваченная неописуемыми ощущениями, Ли уставилась полубезумным взглядом на юношу, не в силах издать ни одного звука. Рахман слегка вышел из ее горячих объятий и тотчас же вошел вновь, столь глубоко, сколь только мог. Ли ахнула, пронизанная страхом и вожделением одновременно. Он принялся ритмично двигаться, все ускоряя темп своего движения, и постепенно Ли успокоилась и начала двигать бедрами в одном темпе с ним.

– Отдайся мне, почувствуй меня, звезда моя! – шептал Рахман.

Слезы чистой радости брызнули у нее из глаз при этих словах. Она замерла, наслаждаясь ощущением желанности своего лона, его прекрасным предназначением, и выдохнула:

– Да, о да!

Он нежно поцеловал ее, и проговорил:

– Теперь нам нужно лишь стать единым целым, прекраснейшая! Слиться в сладостном сне, превратиться в один организм!

Юноша еще глубже проник в податливые глубины Ли, она сладострастно задрожала, чувствуя, как бежит по телу огонь, высеченный его силой и страстью. В глазах у нее потемнело от стремительно приближающегося шквала огненных чувств. Она изо всех сил ногами прижала юношу к себе и, впившись ногтями в его спину, вскричала:

– Рахман!

Он воспринял этот возглас как мольбу и начал сокрушать ее первую крепость неутоленной страсти с удвоенной силой. Под этими мощными ударами панцирь ее неуверенности дал трещину. Ли взвизгнула, но Рахман запечатал ее уста поцелуем и продолжил свой штурм. Широко раскрыв глаза, она упивалась видом его искаженного страстью лица, теряла рассудок от его властных и сильных ударов по самому центру ее существа. Он стал для нее осью вселенной, центром мироздания, властелином всех ее чувств.

Его ненасытный горячий рот жадно всасывал ее прерывистое дыхание, бедра ходили ходуном, хриплый голос приводил ее в неистовство. Ли смутно осознавала, что рыдает от счастья. Рахман все быстрее и быстрее двигался внутри нее, словно бы задавшись целью разрушить ее до основания, дыхание его стало тяжелым и горячим. Вдруг где-то в глубине ее помутившегося сознания что-то взорвалось – и мириады сверкающих искр закружились у нее перед глазами. Она пронзительно вскрикнула, пронзенная блаженством, словно клинком, и затряслась в конвульсиях, чувствуя, что умирает в его объятиях.

Лицо Рахмана исказилось сладострастной болью, и в тот же миг он излил в нее весь пыл, скопившийся в чреслах.