Ваймс уставился на свое отражение…

…Что-то ужалило его в ухо и разбило зеркало.

Теперь Ваймс таращился на дыру в штукатурке, обрамленную остатками рамы. Осколки со звоном посыпались на пол.

Довольно долго Ваймс стоял неподвижно.

А потом ноги, очевидно сделав вывод, что курирующий их разум в данный момент отсутствует, бросили остальную часть капитанского тела на пол.

Что-то снова звякнуло, и стоявшая на столе бутылка виски Джимкина Пивомеса разлетелась вдребезги. Он что-то не помнил, как покупал ее…

Ваймс на четвереньках подкрался к окну и, прижавшись спиной к стене, осторожно выпрямился.

В голове с молниеносной быстротой замелькали изображения. Мертвый гном. Дырка в стене…

Мысль зародилась где-то в районе поясницы и постепенно добралась до головы. Стены, сделанные из покрытой штукатуркой дранки, были довольно старыми, их без труда можно проткнуть пальцем. Что же касается куска свинца…

Он рухнул на пол, и почти одновременно в стене рядом с окном появилась дырка. Взлетела в воздух пыль от штукатурки.

Его арбалет стоял у стены. Ваймс не любил арбалеты, никогда не умел из них стрелять – но у него был другой выход? Делов-то – целишься и нажимаешь на курок. Он подтянул к себе арбалет, перекатился на спину, уперся ступней в скобу и давил, пока тетива со щелчком не встала на место.

Затем он поднялся на одно колено и вложил в желоб стрелу.

Катапульта, не иначе. И размерами этак с тролля. Кто-то забрался на крышу оперного театра или еще куда повыше…

Нужно вызвать огонь на себя, на себя… Он взял свой шлем и надел его на стрелу. Теперь подобраться к окну и…

Подумав еще немного, он прополз в угол комнаты, где стояла длинная палка с крючком на конце. Когда-то, давным-давно, ею открывали верхние рамы окон, которые сейчас проще было выбить, чем открыть.

Он повесил шлем на конец палки, вжался спиной в угол и с трудом поднял палку так, чтобы край шлема показался над подоконником…

Чпок.

Во все стороны полетели щепки. Дыра появилась именно в том месте, где должен был лежать человек, поднимающий над подоконником шлем на короткой палке.

Ваймс улыбнулся. Кто-то пытался его убить, и сейчас он чувствовал себя более живым, чем в последние несколько дней.

Судя по последнему выстрелу, убийца менее сообразителен, чем он. Это единственный плюс, на который вы можете надеяться при встрече со своим предполагаемый убийцей. Впрочем, было еще кое-что, этому учили Ваймса в Страже, когда он туда только-только поступил, но на раздумья времени не было, надо было действовать…

Ваймс отбросил палку, схватил арбалет, пробежал мимо окна, выпустив стрелу – как будто она долетит! – в неясную фигуру, маячившую на крыше оперного театра, и рванул на себя дверь. Кубарем вылетая из комнаты, он услышал, как что-то с хрустом ударило в косяк.

А потом – вниз, по черной лестнице, на улицу, на крышу сортира, в Костяшечный переулок, вверх по черной лестнице Зорго-Ретрофренолога[15], в операционную и к окну!

Зорго и его пациент с любопытством уставились на капитана Ночной Стражи.

На крыше оперы никого не было. Ваймс отошел от окна и обернулся. На него таращились две пары изумленных глаз.

– Доброе утро, капитан Ваймс, – поздоровался ретрофренолог, который так и застыл с поднятым молотком.

Ваймс слегка маниакально улыбнулся.

– Я просто подумал… – сказал он. – Увидел очень интересную редкую бабочку на крыше напротив…

Тролль и пациент вежливо смотрели мимо него.

– А когда прибежал сюда, ее там уже не оказалось.

Он направился к двери.

– Простите за беспокойство, – извинился он и вышел.

Пациент Зорго проводил стражника заинтересованным взглядом.

– А разве у него не было с собой арбалета? – спросил он. – Довольно странно охотиться на интересных редких бабочек с арбалетом.

Зорго поправил наложенную на лысую голову пациента координатную сетку.

– Не знаю, – пожал плечами он. – Но я слышал, что в последних ураганах виноваты именно бабочки. – Тролль снова поднял деревянный молоток. – Ну, чем займемся сегодня? Поработаем над решительностью?

– Да. Нет. Может быть.

– Хорошо. – Зорго прицелился. – Будет, – произнес он абсолютно искренним голосом, – совсем не больно.

Это была не совсем обычная закусочная. Скорее, это заведение было центром гномьей общины и местом встреч. Гомон голосов разом смолк, когда в закусочную, согнувшись в три погибели, пробралась Ангва, но возобновился с большей громкостью и меньшей долей смеха, когда следом вошел Моркоу. Капрал весело помахал другим посетителям.

Потом аккуратно отодвинул два стула. Сидеть, не упираясь головой в потолок, можно было только на полу.

– Очень милая забегаловка, – сказала Ангва. – Этническая.

– Я часто здесь бываю, – признался Моркоу. – Еда хорошая, кроме того, нужно, как говорится, держать ухо поближе к земле.

– Ну, тут это совсем не трудно, – рассмеялась Ангва.

– Извини?

– Я имею в виду, что земля здесь… совсем близко…

Она чувствовала, как с каждым словом пропасть становится все шире. Уровень шума в закусочной снова упал.

– Э-э… как бы тебе объяснить… – промолвил Моркоу, не сводя с нее глаз. – Здесь говорят на языке гномов, а слушают на языке людей.

– Прости.

Моркоу улыбнулся, потом кивнул повару за стойкой и громко откашлялся.

– Кажется, у меня где-то был леденец от кашля… – вспомнила Ангва.

– Я просто заказал завтрак, – пояснил Моркоу.

– Ты знаешь меню наизусть?

– Да. Но оно выбито вон там, на стене.

Ангва повернулась и посмотрела на то, что сначала показалось ей беспорядочными царапинами.

– Это на яггском, – пояснил Моркоу – Древнее поэтическое письмо, истоки которого теряются во мгле веков, но считается, что оно было придумано еще до появления богов.