— Денщик говорит, что скажет, что потеряли в дороге. Говорит, они и не такое теряли, и ничего. Но ты не бойся, он в накладе не остался. Слушай, столько народу сидит на шее у государства, и все равно все живут тем, что воруют!

— Я ж и говорю, похоже, эта страна безнадежна… — грустно сказала Маша.

* * *

Так продолжалось еще три дня. Хорошо, что Мишка сообразил погрузить кровать в посольский обоз, а то пришлось бы в каждой новой деревне затевать канитель заново. За это время Маша и Мишка близко сошлись с Митькой, денщиком пристава. Поскольку делать было особо нечего, Митька охотно болтал с новыми собеседниками. Судя по всему, всю московскую свиту он уже утомил разговорами.

По его словам выходило, что Афанасий Юрьевич ждет гонца, который принесет добрую весть — что царь-самодержец готов принять господина посла.

— А почему б его в Москву не впустить, и там пусть ждет царского слова… — удивилась Маша.

— Еще чего?! А вдруг царь прикажет не впускать иноземца в город? Слышь, Маш, может, тебе бусы какие из нашего воза притащить? Тебе хорошо будет!

Мишка поморщился. С его точки зрения, Митька подкатывался к Маше слишком нагло и топорно. А Маша, наоборот, не видела в ухаживании ничего этакого. В конце концов, Митька вел себя по-джентльменски: целоваться не лез, пошлых шуточек не отпускал, а однажды даже притащил жиденький букетик полевых цветов. Маша была приятно поражена и улыбалась шустрому денщику во весь рот.

Это стало последней каплей. Мишка улучил момент и во время очередного привала отвел Машу в сторону.

— Ты чего творишь? — спросил он тоном папаши, который отчитывает непутевую дочь.

— Ничего не творю… А ты о чем?

— Я об ухажере твоем! Цветочки, улыбочки… Скоро целоваться начнете при народе.

Маша пожала плечами:

— Подумаешь, цветы подарил… Тебе-то что?

— Мне что? А ничего, что мы с тобой горячо влюбленные? Тейлор скоро вопросы задавать начнет! Мне тогда что, на дуэль твоего поклонника вызывать?

Маша окинула Мишку оценивающим взглядом. За время путешествий во времени он стал покрепче, но Митьке определенно проиграл бы и в кулачном бою, не говоря уже о поединке с оружием.

— Ладно, — смилостивилась она, — буду поаккуратнее.

И с этого момента стала строго отклонять все ухаживания Митьки. Хотя в глубине души порадовалась: а Мишка-то ревнует!

Вечером того же дня, укладываясь под повозкой, Мишка заявил:

— Пора валить отсюда. Засиделись.

Маша, которая лежала на самой повозке, возразила:

— Давай хоть на царя посмотрим. Когда еще будет такая возможность!

— Да в истории этих царей…

— Но сейчас-то есть реальный шанс…

— Слушай, — громким шепотом ответил Мишка, — да и бог с ними, с царями! Я домой хочу, в нормальную постель, в душ, за комп…

От крика шепотом у него село горло, и Мишка зашелся сухим кашлем.

— Ну ладно, — сдалась Маша, которой тоже вдруг до дрожи захотелось в душ. — Давай вспоминать что-нибудь по истории. Вот какой у них сейчас царь?

— Вроде Иоанн.

— Каких ты царей-Иоаннов знаешь?

Мишка поскребся под возом и признался:

— Никаких… О! Ивана знаю, Грозного! Про него недавно фильм был.

Маша нахмурилась, пытаясь вспомнить, когда царствовал Иван Грозный, но так и не сумела. Тогда она соскочила с повозки и двинула в сторону костра свиты пристава. Мишка хмыкнул, но ограничился коротким замечанием:

— Ты обещала!

Маша только плечом дернула — помню. У костра, как она и ожидала, торчал Митька. Был он грустным и непривычно неподвижным, даже гостью заметил, только когда она опустилась рядом с ним на корточки.

— О! Привет! — обрадовался он. — А твой… ругаться не будет?

Маша решила не врать:

— Я обещала, что… ну, короче, что буду ему верна.

От сказанного у Маши чуть скулу не своротило, но Митька, как ни странно, не удивился:

— Он у тебя хороший. Я бы свою девку в поход не взял. Ваше бабье дело — дома сидеть и детишек годовать.

Девочка посмотрела на него в упор — Митька и не думал издеваться, просто констатировал факт. Увидев интерес в глазах собеседницы, Митька приободрился:

— Мне тут Афанасий Юрьевич по пьяной лавочке книжку одну читает, «Домострой» называется. Говорят, ему дьяк за пару денег список с царской книги сделал! Там много чего про это сказано…

И Митька принялся складно рассказывать: что ребенка следует ежедневно учить Святому писанию, а также бить, чтобы боялся и бога, и родителей; что сначала надо обучать домашнему обиходу, а уж потом грамоте; как девке готовить приданое; а про жен вообще процитировал по памяти:

— «Аще дарует Бог жену добру дражаиши есть камени многоценнаго таковая от добры корысти не лишится, делает мужу своему все благожитие».

Может, пристав это место зачитывал чаще, чем остальные страницы, а может, у Митьки память была хваткая.

Маша заслушалась. Если бы она прочитала что-нибудь подобное в XXI веке, то просто не поверила бы, что так может быть, — а теперь почти не удивлялась. Видно, вжилась в чужое время…

Она задумалась и вздрогнула, когда Митька осторожно ее коснулся:

— Прости… Я говорю, а чего ты хотела-то? Не «Домострой» же послушать?

— Нет… Слушай, а какой сейчас царь? — ляпнула Маша и поняла, что вопрос надо было как-то завуалировать.

Митька таращился на нее с откровенным изумлением:

— Какой и был, Иоанн Васильевич.

— Грозный? — уточнила Маша, решив, что где один глупый вопрос, там и второму место.

— Почему грозный? Хороший царь. Я сам видел, как он на Лобное место вышел и сказал всему честному люду: мол, обещаю защищать вас от притеснений и грабительств… Он много чего говорил. Бабы плакали, да и меня проняло… Нет, не грозный он… Добрый!

Когда Маша вернулась к месту ночлега, Мишка уже стоял рядом, готовый идти разбираться с Митькой.

— Ну что? — спросил он коротко.

— Не Грозный, — ответила Маша и полезла на повозку.

* * *

Через неделю англичанин сообразил, что его возят кругами. Это была гениальная Мишкина идея, он предложил, чтоб посол не сильно возмущался, везти его в Москву самой длинной дорогой.

Но поскольку дороги он сам не знал, а провожатые большой круг давать поленились, вот и засыпались, через неделю вернувшись на то же самое место.

Посол орал, периодически срываясь на визг, Афанасий Юрьевич втягивал голову в плечи, свита посла нервно вздрагивала, потому что дело пахло скандалом, а в международных скандалах, как известно, первыми страдают те, у кого есть свой бизнес. Купцы уже мысленно подсчитывали убытки от того, что их скоро выпрут из этой странной страны.