— Было дело, — признался витязь. — А вы тут что сторожите, ежели не тайна?

— Да знать бы… — посетовал главный. — Отправили сюда, велели в оба глядеть, а на что глядеть, не сказывали. Вот, может, на начало новой войны посмотрим.

Ягайло лишь тяжело вздохнул и потупил взор, мол, и такое быть может.

— А вы куда путь держите? — спросил десятник.

— Нам бы до «Укрáины» добраться поскорей.

— Так вы уже тут, — удивился начальник лесной стражи.

— Не, нам не землю, нам до трактира надо. Человек нас там ждет, — пояснил Ягайло.

— Не тот, который монахом-паломником, из византийских земель возвращающимся, представляется? — хохотнул десятник. — Ясно. Ты когда встретишь, передай ему, что от него службой княжеской да силой богатырской за версту разит, и клобук да ряса то не скрывают отнюдь.

— Передам. И вам счастливо. Думаю, не будет войны, — успокоил дозорных Ягайло. — В ближайшие день-два.

— И то хлеб, — улыбнулся десятник.

Ягайло улыбнулся ему в ответ, взял Буяна за стремя и повел к трактиру, ориентируясь по просветам в кронах деревьев. Шорох за его спиной возвестил, что дорога снова пустынна на вид.

Вопреки опасениям хозяина и Евлампии, трактир не захирел. У его коновязи под навесом стояло лошадей ничуть не меньше, чем когда Ягайло наведался сюда в первый раз. Двери были открыты настежь, и из них доносились веселые голоса и запахи свежеприготовленной еды, от которых у путников засосало под ложечкой, а рот наполнился слюной.

Витязь свел коня к коновязи, помог девице спуститься на землю и усадил на валяющуюся неподалеку чурку. Снял с Буяна седло и подвел к стойлу мимо дремлющего — интересно, просыпался ли он когда-нибудь вообще? — сторожа. Конь сделал пару глотков из стоящей там кадушки с водой и, сунув голову в ясли, радостно зачавкал свежим овсом. Витязь перекинул через плечо сумы, одной рукой подхватил седло, другой — Евлампию и поволок их к дверям. Девица, как могла, старалась облегчить витязю ношу и поминутно кривясь, подпрыгивала на одной ноге.

Хозяин уже ждал их почти в дверях. Его сгорбленная спина и опущенные плечи выражали полную покорность судьбе, но взгляд черных глаз таил недоброе.

— Таки вег’нулись? — вместо приветствия бросил он.

— А тебе, старый хрен, было б спокойней, если б мы Богу душу отдали? — накинулась на него Евлампия.

— Шо ты, милая, шо ты? — замахал на нее ладошками хозяин. — И в мыслях такого не дег’жал.

— Ладно. Ты нам тут руками не маши, ветра не нагоняй, — проговорил Ягайло. — Лучше комнату приготовь, видишь, прилечь ей надо.

— Конечно, конечно, — засуетился хозяин и, с радостью сбежав от неприятного разговора, понесся вверх по лестнице, зовя по дороге кого-то на неизвестном наречии.

Ягайло потащил Евлампию за ним следом, по ходу оглядывая зал. Публика была самая разношерстная. Чернявый парень в расстегнутой до пупа заграничной рубашке с огромным нательным крестом навыпуск. Несколько серых, угрюмых мужиков из мастеровых, наверное, везущих продукты своего труда на какую-нибудь ярмарку, вездесущие личности в широкополых шляпах и… О да, паломник. Здоровенный, длинноволосый, рыжебородый детина в явно маленькой для его широченных плеч и округлого брюшка рясе. Монашеский посох с окованными железом концами, и не посох даже, а просто какое-то бревно. Оловянная кружка с хмельным медом теряется в огромных ручищах. Совсем обалдел Святослав Иванович — на тайные дела таких приметных людей посылать. Да и рожа какая-то пухлая слишком, с маленькими глазками над литыми щеками. Хотя взгляд зеленых глаз не глупый. Не осоловелый после обильных возлияний. Цепкий такой взгляд. Жесткий.

Ягайло почти на себе втащил Евлампию наверх и отвел к комнате, на которую любезно указывал хозяин. Завел. Помог, не тревожа ногу, лечь на жесткий топчан и сбросил рядом свой скарб.

— Как ты? — Он хотел погладить девицу по покрытой платком голове.

— До свадьбы заживет, — зло бросила она, отстраняясь. — Сам рек.

— И то верно, — легко согласился витязь, давно привыкший к взрывам ярости в ответ на его неуклюжие проявления заботы и ласки. — Я вниз пойду, а тебе распоряжусь воды принести, тряпку какую обтереться да мыла, если найдется, ну, или золы плошку. Помощи даже и не предлагаю.

— И правильно, — ответила Евлампия. — Пусть воду тащат, да погорячее, да снеди какой брюхо набить.

Ягайло кивнул, спустился вниз. Поймав за ворот безрукавки хозяина, передал тому просьбу девицы, подкрепив ее полновесной монетой, заказал себе жбанчик кваса и, не таясь, направился к княжьему посланцу. Сел на лавку супротив него. Откинув крышку незаметно появившегося у локтя сосуда с напитком, приник к деревянному краю. Долго пил, запрокинув голову и дергая кадыком. Наконец, осушив его больше чем наполовину, отставил в сторону, утерся и взглянул на посланца:

— Здрав будь, добрый человек. Чем порадуешь?

— И тебе не хворать. И рад бы, да порадовать особо нечем, — спокойно ответил тот. Голос у него был под стать фигуре — густой, басовитый. — Княжью дружину пришлось под Можайск отправлять. Митька Московский послал войска воевать и грабить за участие смолян в разорении Московской волости с Ольгердом заодно. Да еще Михаилу Тверскому войну объявил. Ох, неспокойно сейчас там, — покачал головой посланец. — Дмитрий взял и пожег Зубцов и Микулин, а также села все, до каких смог добраться.

— А Михаилу-то за какие грехи?

— Вестимо, за то, что Ольгерда уговорил на Москву походом идти. Осерчал Михаил, когда после суда неправедного насилу с боярами своими из узилища вырвался, да и то не сам, а ордынские князья за него попросили. Особенно Карач-Мурза за него старался, ну, который в православном крещении Иван Васильевич, сын законного князя Карачевской и Черниговской земель. У Дмитрия на то семейство зуб, а злопамятен князь Московский сверх меры.

— Будешь тут злопамятен. Мало что Орда указывает, что делать, так еще князь Литовский чуть город приступом не взял да окрестности все пограбил, — покачал головой Ягайло.

— Да посады с городищами вокруг Белокаменной Митька сам пожег, чтоб, значит, ворогу ничего не досталось. А сам за стенами каменными отсиделся.

— Дальновидно он их построил, выходит.

— То да, но построил-то вокруг своих хором, остальных не пустил. Закрыл ворота наглухо.

— А скольких Ольгерд в полон увел? Да скота сколько забрал, да птицы домашней? — даже не спросил, уточнил Ягайло.

— Какой там полон, он людей уводил, чтоб не померзли зимой, да еды давал. Да лес валить разрешал, чтоб избы ладить. В убытке пребывал. А ведь мог всех в Орду продать и мошну свою набить.

— И полки заслонные на Тростенском озере побил?

— Да полков там было… Мужики сиволапые из москвичей, коломенцев и дмитровцев. Они как Ольгердовых ратников в доспехах сверкающих завидели, так и драпанули. А воевода их, Дмитрий Минин с Онкифом Шубой, за всю рать встали, — солидно ответил посол.