Парень улыбается и машет в отрицании. Я от возмущения задыхаюсь, но отмалчиваюсь. Буду я еще тратить свое время на противную училку. Лучше крепче обниму парня, которого не видела почти неделю.

Вчера я поздно приехала с победой. Глеб не смог прийти ко мне, хоть и хотел. Поэтому я получаю лавры победительницы от любимого с опозданием.

Но к счастью, сейчас Люся здорова. Утром они были у врача. И сразу пришли в школу.

Как Глеб сказал, не мог больше терпеть в дали от меня.

Мое каменное сердце с каждым его словом оживает. Я с теплотой отщепляла воспоминания и собирала их в копилку. Чтобы в будущем я могла поднять себе настроение, открыв ее.

Это ведь так ми-ило.

Меня точно влюбленность отупляет.

— Расскажешь как прошел конкурс? Кто был? Кого видела?

Вопросы Глеба невинны. Он интересуется, потому что ему интересна я. Вся я. Как дышу. Что нравится. Что воодушевляет.

Но я с ужасом ждала этот вопрос. И все же не была готова к нему.

Потому что не знала. Говорить ему про Матвея или нет.

Если скрыть — не будет ли это ложью. А если рассказать — не разозлиться ли он.

— Был Рома, Арина и Денис.

— И все?

— И конкурсантки, — смеюсь я. Куда уже без них.

— И все?

— И…, — звонок прервал мое трепыхание.

Глеб обернулся на звук. Он взял мою руку и потянул за собой. Я шла за ним, но чувствовала камень в груди. Отвратительное чувство вины. Мое сердце окаменело от этого. Идти мне было трудно. Я передвигала ноги, но казалось, что у них увеличился вес.

Глеб не заметил моего состояния. Он проходил сквозь толпу танкером и тащил меня на прицепе. Около кабинета он остановился. Что-то заставило замереть его.

Я подняла голову и увидела Матвея. В его глазах я видела приговор. Он уставился на наши руки, провел взглядом по руке вверх и остановился на моем лице. И этот засранец, который кажется недалеким в плане чувств других. Он словно не замечает, что другие люди тоже умеют чувствовать.

Но это ложь.

Он прочитал мою вину. Потому что он заглянул в мои глаза и улыбнулся. Как победитель. Как тот, кто знает секрет в обход другому.

— Рассаживайтесь, — Маргарита Геннадьевна прошла мимо меня.

Я отцепилась от Глеба и села за свое место.

Арина сидела уже на месте. Она не поднимала головы, когда одноклассники заходили. И даже когда учительница проводила перекличку. Она ожесточенно чертила на бумаге линии, а потом стирала их.

— Держи, — протянул ей чистый листок. — Твой скоро истончиться.

Она молча приняла и отбросила карандаш.

Понимала ли я ее чувства?

Частично.

Жалко ли мне было ее?

Жалко.

Но жалела ли я о том, что выбрала Глеба?

Не знаю. Может чуть-чуть. Примерно одна тысячная или даже миллионная процента.

— Так Малахова, — начала избиение младенца Маргарита Геннадьевна. — Твой анализ «Не жалею, не зову, не плачу…». Где он?

— В тетрадке.

— В какой? — прошипела учительница и уперлась ладонями в рабочий стол.

Опять по старой. Эта женщина каждый свой урок начинает с «Малаховой». Я скоро буду думать, что родственница сосланного телевизионного ведущего. Пусть говорит она свою любимую фамилию где-нибудь дома. Подальше от меня.

Потому что это начинает создавать внутри меня воронку. Которая втягивает в себя многое. Бешенство на учительницу, вину к Глебу, сочувствие к Арине, гнев на Матвея. Смерч нарастает. И вот-вот наступит торнадо.

— В толстой, — смешок в классе прервал меня. — В линеечку. На сорок восемь листиков. На обложке котенок с надписью «Китти».

— Хватит!

Озверевший окрик и стук по столу. Возможно задрожали стекла в кабинете.

Но не я.

Потому что торнадо внутри меня наступает.

Одноклассники переглядывались, но смеяться перестали. В открытую враждовать с учительницей для них в новинку. Но каждый урок эта мегера спрашивала меня. Все ответы, задания, пересказы.

Всё!

Меня это достало.

Возможно ее шутка капельку затянулась. Но пусть она уже поймет, что пытать Малахит вредно для здоровья. Я могу терпеть насмешки, постоянные придирки. Какое-то время. Но и мое терпение имеет свойство кончаться.

Тетя тоже допрыгалась. Сейчас мы при встрече только здороваемся. Ее попытки сделать из меня современную золушку канули в прошлое. Она не дотянула до уровня злой мачехи, а я до сказочной героини из сказки.

Сейчас это предстоит увидеть и учительнице.

— Малахова, выйди в центр и расскажи стихотворение.

— Любое?

— То самое. Анализ которого пропал.

Встаю с места и прохожу в центр. Я осматриваю бегло ее стол. Не мог он исчезнуть без чей-либо помощи извне. Раз училка не на моей стороне, буду действовать напролом.

— Анализ не пропадал. Пропала тетрадка. Но для учительницы литературы логика и причинно-следственная связь не знакомые понятия?

Встала в центре и скрестила руки. Моя поза расслаблена. Но кто бы знал, что мне приходится удерживать себя.

Что мне хочется вцепиться в волосы мегеры и расцарапать ее лицо.

Что мне хочется скинуть с ее стола все вещи и найти свою пропажу.

И что мне приходиться прикладывать усилия не делать этого.

— Ты договориться хочешь?

— Я справедливости хочу.

Маргарита Геннадьевна подошла ко мне. И она достигала меня в росте, к моему удивлению. Она была на каблуках. Но все же. Эффект хорош.

Она заглянула в мои глаза на прямой линии. И меня это радует. Можно посоревноваться в софистике. Противник — сойдет.

— Ты хочешь показать кто из нас крутой, — начала женщина и ее ноздри раздулись.

Первый раунд.

Начинаем.

— Вы находите меня крутой, — медленно начала я. — Если так, то ваши попытки прогнуть меня есть показатель принятия.

— Принятия?

— Что я достойна крутости. Что я… смогу ответить вам по уровню.

— Да ты….

— Вы сказали, что пропал анализ. Но про тетрадь вы ничего не сказали. Вывод: тетрадь не пропала, а только анализ. Кто-то выдрал страницу из моей тетради. И вы это знали. А исказили факт так, словно я виновата в отсутствии анализа. А не вы. Потому что позволили кому-то выдрать мой анализ из моей тетради. Я права?

И это был нокаут.

Учительница, которая недавно смотрела мне прямо в глаза, упала.

Не на колени. Но ее ноги точно подогнулись. Ошарашенное лицо, страх в глазах.

Я что права?

Я угадала?

Йеху-ла.

Оглядываю класс. Все с одинаковым шоком смотрели на падение авторитета учительницы. И только один смотрел на меня.

Света прожигала во мне дыру. Взгляд с обещанием кары.

— Садись, Малахова, — сипло пробормотала женщина и махнула мне рукой.

Я не я, чтобы не послушать.

И немного