Я не верю в существование души, но в тот момент душа отражалась у него на лице. Я никогда не видела его таким счастливым. И вряд ли еще когда-нибудь увижу. Питер разрушил чары, потому что я никак не могла заставить себя это сделать.

– Ты готов, па? – крикнул он.

Отец отрешенно посмотрел на нас. Когда он вот так смотрит, я не знаю точно, кто отсутствует на самом деле – он или мы. Питеру, как обычно, стало не по себе.

– Старик? Ты готов ехать?

Когда отец наконец заговорил, в его речи не было ни следа ямайского акцента или привычной ему манеры выражаться. Он говорил как незнакомец:

– Дети, поезжайте. Увидимся позже.

Я быстро рассказываю адвокату концовку истории. Остаток вечера отец пьет со своими новыми друзьями-актерами. Выпивает слишком много и по дороге домой таранит припаркованный полицейский автомобиль. По пьяни рассказывает офицеру полиции всю историю нашего переезда в Америку. Могу представить себе, как он читает тот монолог перед аудиторией из одного человека. Он рассказывает полицейскому, что мы нелегальные иммигранты и что Америка так и не снизошла до него. Офицер арестовывает отца и вызывает наряд иммиграционной и таможенной полиции. Адвокат Фицджеральд морщит лоб.

– Но зачем ваш отец это сделал? – спрашивает он.

И я знаю ответ.

ГЕРОИ

Патриция Кители, 43

Сэмюэль Кители, 45

Действие Второе

Сцена Третья

Интерьер спальни. Двуспальная кровать с изголовьем занимает большую часть комнаты. Пара фотографий в рамках. Пол с той стороны кровати, где спит Сэмюэль, завален книгами. Слева мы видим проход в коридор. Дочь Сэмюэля и Патриции слушает их разговор, но они об этом не подозревают. Не факт, что все было бы иначе, если бы они знали.

ПАТРИЦИЯ. Господи, помилуй нас, Кингсли.

Она сидит на краешке кровати со своей стороны. Закрыла лицо руками. Ее речь неразборчива.

СЭМЮЭЛЬ. Это еще ничего не значит. Найдем хорошего юриста.

Сэмюэль Кингсли стоит в своей части комнаты, ссутулившись. Па его лицо падает тень. Луч прожектора высвечивает листок бумаги, который он держит в левой руке.

ПАТРИЦИЯ. Но как мы заплатим юристу, Кингсли?

СЭМЮЭЛЬ. Господи, Патси. Придумаем что-нибудь, ну.

Патриция поднимает голову и смотрит на мужа так, словно впервые его видит.

ПАТРИЦИЯ. Помнишь тот день, когда мы познакомились?

Сэмюэль медленно комкает листок бумаги в руке. Он продолжает делать это на протяжении всей сцены.

ПАТРИЦИЯ. Ты не помнишь, Кингсли? Как ты пришел в магазин, как приходил потом снова и снова, каждый день? Это было забавно. В один день что-то купишь, а на другой вернешь, пока не взял меня измором.

СЭМЮЭЛЬ. Я не брал тебя измором, Патси. Я за тобой ухаживал.

ПАТРИЦИЯ. Ты помнишь все обещания, которые дал мне, Кингсли?

СЭМЮЭЛЬ. Патси…

ПАТРИЦИЯ. Ты говорил, что исполнишь все мои мечты. Обещал, что у нас будут дети, и деньги, и большой дом. Ты говорил, что мое счастье для тебя важнее своего собственного. Или ты забыл об этом, Кингсли?

Она встает с кровати, и луч прожектора следует за ней.

СЭМЮЭЛЬ. Патси…

ПАТРИЦИЯ. Дай мне сказать. Я не верила тебе, когда между нами все началось. Но потом я изменила мнение. Ты и впрямь хороший актер, Кингсли, ведь ты заставил меня поверить во все те сказки, что мне рассказывал.

Листок в руке Сэмюэля теперь полностью скомкан. Луч освещает его лицо, и видно, что он больше не сутулится. Он разозлен.

СЭМЮЭЛЬ. Знаешь, о чем мне надоело слушать? О твоих мечтах. Как насчет моих? Если бы не ты и дети, у меня было бы все, чего я хочу. Ты ноешь о доме, о кухне, о еще одной комнате. А как же я? У меня нет ничего, о чем я мечтаю. Мне так и не довелось применить талант, дарованный мне Богом. Я проклинаю день, когда вошел в тот магазин. Если бы не ты и дети, моя жизнь была бы лучше. Я бы делал то, для чего Господь послал меня на эту землю. Я не хочу больше ничего слышать о твоих мечтах. Они ничто по сравнению с моими.

БОЛЬШЕ ВСЕГО МОЙ ОТЕЦ жалеет о том, что завел семью, ведь мы помешали ему жить той жизнью, о которой он мечтал. Но об этом я не рассказываю адвокату Фицджеральду. Вместо этого я говорю:

– Через несколько недель после его ареста мы получили повестку в суд от Министерства внутренней безопасности.

Он просматривает один из бланков, которые я заполняла по просьбе его ассистентки, а потом достает из ящика стола желтый блокнот с линованными страницами.

– Значит, потом вы пошли на календарное слушание. Вы наняли адвоката?

– Родители ходили одни. Нет, адвоката они с собой не привели.

Мы с мамой много говорили об этом перед слушанием. Стоит ли нанимать адвоката, который нам не по карману, или лучше подождать и посмотреть, что будет? В интернете мы прочитали, что на первом заседании адвокат не нужен. Тогда мой отец еще был убежден, что все чудесным образом решится само собой. Не знаю. Может быть, нам тоже хотелось в это верить.

Адвокат Фицджеральд качает головой и что-то записывает в своем блокноте.

– Итак, на слушании судья говорит им, что они либо соглашаются добровольно покинуть страну, либо подают ходатайство об отмене приказа о депортации. – Он смотрит в заполненные мной бумаги. – Ваш младший брат – гражданин США?

– Да, – говорю я, и он записывает это тоже.

Питер появился на свет ровно через девять месяцев после нашего переезда сюда. Мои родители тогда были еще счастливы друг с другом.

На том слушании мой отец не согласился добровольно уехать из страны. Вечером мы с мамой поискали информацию о том, что необходимо для отмены приказа. Требования были следующие: папа должен был прожить в Соединенных Штатах по меньшей мере десять лет, иметь положительный моральный облик и, кроме того, доказать, что депортация повлечет чрезвычайные трудности для ребенка, являющегося гражданином США. Мы подумали, что гражданство Питера станет нашим ключом к спасению. Мы наняли самого дешевого адвоката, которого смогли найти, и отправились на индивидуальное слушание, вооруженные этой новой стратегией. Но, как выяснилось, крайне сложно доказать вероятность «чрезвычайных трудностей». Возвращение на Ямайку не поставит под угрозу жизнь Питера, а психологические проблемы, сопряженные с переселением, не волнуют никого, даже самого Питера.

– На индивидуальном слушании судья отклоняет ваше ходатайство, и ваш отец соглашается добровольно покинуть страну, – безучастно произносит адвокат Фицджеральд, словно такой исход был неизбежен.