Я взглянула: разумеется, так и есть, машину бросили прямо посреди дороги, даже не откатили к обочине.

— Кошмар какой, — возмутилась я. — И что мне делать?

— Объезжай, — посоветовал Джейк. — Пусть кто-нибудь другой с ней разбирается.

Так мы и поступили.

— В Восточной Германии веселее, чем здесь.

— Попридержи язык, — велела я.

Я словно вернулась в детство. Мне можно было обзывать мать, а другим детям — нет. Я все еще переживала за загнивающий городской бизнес и часто навещала сына старого Джо, чтобы подстричься.

— Извини. Я знаю, рядом с домом твоей матери поприятнее.

Это было уступкой со стороны Джейка. Когда молодоженами мы отправились в долгий путь из Мэдисона с Эмили, Джейк ожидал увидеть величественные дома, такие же, как при своем великом знакомстве с Востоком, в действительности бывшем Югом. Он посмотрел «Унесенные ветром» по телевизору и влюбился в Вивьен Ли.

Кроме кучки особняков, построенных владельцами металлургического завода на севере города, в Финиксвилле полно было старых кирпичных многоквартирных домов и покосившихся дощатых развалюх. Предлагавшиеся реанимационные меры в основном включали строительство гипермаркетов на месте сталелитейного завода или старой фабрики шелка и пуговиц.

Я срезала за железнодорожными рельсами — через парковку православной церкви на Малберри-лейн.

— Погоди, — Джейк наклонился вперед. — Что это?

Тогда я и увидела их. В квартале было множество полицейских машин и «скорая».

— Назад.

Моя нога с тормоза нечаянно переместилась на газ.

— Хелен, — произнес Джейк, — делай, что я говорю.

Понадобились все мои силы, чтобы кивнуть.

— Я хочу, чтобы ты медленно встала на одно из парковочных мест.

Церковная парковка была совершенно пустынной в пятничное утро. Когда я оказалась на месте, Джейк потянулся и выключил зажигание.

— Твою мать, — выругалась я. — Твою мать.

— Давай просто посидим минутку.

— Номер Сары — под моим. Что, если они позвонят ей?

— Ее телефон отключили на прошлой неделе, — сообщил Джейк. — У нее работает только сотовый.

Сара не сказала мне об этом. Я рискнула бросить взгляд мимо Джейка в пассажирское окно. Увидела, как миссис Касл стоит на передней дорожке и говорит с полицейским. На мгновение показалось, что она смотрит на парковку.

— Надо выбираться отсюда, — сказала я.

— Нет, не надо, — возразил Джейк. — Надо придумать, что делать дальше.

Я вспомнила, как ребенком просыпалась посреди ночи. Иногда отец сидел в кресле у изножья кровати и смотрел на меня в темноте.

«Спи давай, солнышко», — говорил он.

И я засыпала.

Я подумала о Саре. После пары-тройки ярких моментов в самом начале ее жизнь в Нью-Йорке не задалась. Я готова была поклясться, что после ее последних визитов из моей миски с мелочью пропадали монеты.

— Не могу, Джейк. Я должна им рассказать.

Двое полицейских вышли из передней двери. Ботинки их были обвязаны белыми полиэтиленовыми пакетами.

— Что они держат? — спросила я.

— Бумажные пакеты.

— Бумажные пакеты?

Мы оба смотрели, как они несут пакеты к миссис Касл, зажав их в кулаках.

— Она приготовила им обед?

— Хелен, — произнес Джейк неожиданно сухо, — они собирают улики.

Мгновение мы молча сидели, потрясенные, и смотрели, как мужчины прикрепляют ярлыки к пакетам и убирают их в картонную коробку.

— Дело не только в тебе, — сказал он. — Я забрался на гриль сегодня утром. Я залез в окно.

— Я расскажу им правду. Это я тебя втянула.

— А почему я сам им не позвонил?

Я не знала, что сказать, и потому сказала то, что думала всегда:

— Потому что ты слишком хорош для меня.

Джейк уставился на меня.

— Это не поможет. Ты понимаешь? Мои отпечатки на окне, в подвале и на лестнице. Я не позвонил им, хотя должен был сразу после первого разговора с тобой.

Я кивнула.

— Прости.

Мы оба откинулись на сиденья.

— Постарайся дышать, — сказал он, и впервые единственной моей мыслью после подобного указания не было «иди ты».

Я задышала.

Услышав рев сирены на дороге, мы инстинктивно вжались в сиденья. Это была «скорая».

— Зачем еще одна?

— Еще одна кто? — переспросил Джейк.

— «Скорая».

— В той, что уже приехала, — коронер, — пояснил он.

Мы оба выглянули над краем двери.

— Она заворачивает к миссис Левертон, — сказала я.

Я обрадовалась. Воодушевилась. Как будто это отменяет скопище полицейских машин у дома матери. Как будто на самом деле миссис Касл стоит у нас во дворе и рассказывает, что предпочитает сперва поджаривать хлеб для сэндвичей и уж потом отрезать корки. Что сливочный сыр и лук-резанец, хоть к ним не сразу привыкнешь, всегда были ее любимым обедом.

— Там есть номер Эмили? — спросил Джейк.

— Что?

— Ты сказала, номер Сары над телефоном. А номер Эмили?

— Его нет, после случая с Лео. Эмили попросила меня убрать его.

— Твоя мать умела обращаться с детьми.

— Я убила ее, Джейк.

— Я знаю.

— Они ведь узнают?

— Возможно. Да.

— Как скоро?

— Не знаю. Скоро.

— Лучше бы я умерла вместе с ней.

Я не собиралась говорить и даже чувствовать это. И все же…

Он не ответил, и внезапно я задумалась, сказала ли это вслух или только мысленно. Я больше никогда не увижу мать. Я больше никогда не расчешу ей волосы и не накрашу ногти.

— Яд и лекарство — часто одно и то же, все дело в пропорции, — сказала я. — Я прочла это в брошюре, когда ждала мать у врача.

Я не сказала ему, что, на мой взгляд, то же относится и к любви. Мне хотелось коснуться его, но я боялась, что он отпрянет.

— В конце концов ей стало легче покидать дом. Я могла возить ее по врачам с одним только банным полотенцем. Ей понадобилось сорок лет, но она продвинулась от одеял к полотенцам.

Джейк размышлял, а я смотрела прямо вперед, на низкую бетонную подпорную стену, окружавшую парковку.

Я всегда не сразу узнавала его без собаки. Он потерял последнего из пяти спаниелей короля Карла два года назад и решил, что слишком стар, чтобы рискнуть завести еще одного.