Позади меня затрясся туннель. Яма вокруг нас затрещала. Внезапно мембрана-перегородка раздвинулась, а то, что мы увидели за ней, заставило нас замереть от ужаса.

Туннель схлопывался.

Стены, увитые нитями, сдвигались с грохотом и гулом, нити скрепляли всё в единое целое. Червоточина закрывалась…

— Уходим! Шевелись! — Я убрал эктоплазму с кинжала и быстро сунул его в ножны, схватил Виринею за руку и рванул наверх, к краю ямы.

Прямо на ходу я вышел из состояния призрака и теперь мог не беспокоиться, что кто-то увидит меня сидархом.

— Погоди! — Девушка кинулась к сумке с оружием своих товарищей из Ордена и взяла оттуда только топор.

Затем снова взяла меня за руку. Причем настолько крепко, что я удивился. Теперь эта мрачная стерва была готова доверить мне свою жизнь целиком и полностью. Она ничего не спрашивала, не перечила и не язвила. Она выполняла всё, что я ей говорил.

Сказал: держись за меня — она держалась.

Сказал: цепляйся за выступы — она цеплялась.

Сказал: убери от моего лица свой некромантский топор — она убирала.

Так мы и карабкались наверх, пока не добрались до перекрытого выхода.

Зеркальная перегородка-крышка, что не давала выбраться из ямы, сейчас дрожала. Её пластины блестели и текли, будто начали плавиться.

Прижимая девушку к себе одной рукой, я стоял на каменном выступе, на отвесной стене и ждал единственного момента, чтобы выбраться. Под нами продолжала схлопываться червоточина. Всё тряслось, сыпалось и дрожало, пахло пылью, снизу несло холодом.

— Алекс… — почти беззвучно прошептала Виринея, касаясь холодными губами моего уха и крепко цепляясь за меня. — Ты закрыл червоточину… я не знаю, что именно ты там видел, но ты первый, кто смог закрыть её… это значит, что ты… — она выдохнула мне в ухо: — … избранный. Феофан был прав.

Она даже перед смертью думала про своего Феофана, сектантка хренова.

Задрав голову, я продолжал внимательно наблюдать за перегородкой.

Та мутнела и покрывалась мелкими трещинами.

— Если выживем, то допроса нам не избежать, — быстро предупредил я. — Говори, что ты дала мне радонит. У тебя оставалось три штуки в кармане фартука, ты все их отдала мне. И ты не знала, что я нарушаю предписание суда, употребляя радонит. Ты вообще впервые меня видела и не знала, что я Бринер, пока я не представился. Потом ты увидела, что я становлюсь полупрозрачным и что сам от этого в шоке. Всё остальное можешь рассказывать как есть. Поняла?

Она перевела дыхание и крепче ко мне прижалась.

— Хорошо. Я умею правдоподобно врать.

— Это у вас семейное, — прошептал я.

Виринея не услышала мой едкий комментарий. Внизу, прямо под нами, с грохотом закрывалась червоточина, нити скрепляли стены ямы, будто сшивая их между собой, трещали и гудели, срастаясь всё крепче и приближаясь всё быстрее.

Выбора у нас было немного.

Если не успеем уйти, то останемся замурованными навсегда, будь я хоть сто раз избранным.

И вот когда нити уже начали подбираться к нашим ногам, а холод, гонимый из закрывающейся червоточины, окатил снизу так сильно, что мороз пронёсся по коже, зеркальная перегородка наконец треснула и разбилась.

— Вперёд! — Я подтолкнул девушку вверх, подсаживая себе на плечи.

Она ловко вскарабкалась по мне, а её короткое платье официантки задралось, открывая мне занимательный вид ягодиц, обтянутых в розовые трусики с сердечками.

Ну да, некромантка с топором и в трусиках с сердечками. Но об этом диссонансе я решил не задумываться. Не до этого. Самой девушке тоже было не до этого. Она бы и без трусов наверх полезла.

Как, собственно, и я.

Мы вскарабкались на край ямы в самые последние секунды закрытия червоточины. Вывалились наверх. Яма за нами полностью схлопнулась, с грохотом и треском объединив края своего кратера, снова раскурочив уже переломанный асфальт и окончательно похоронив несчастную пекарню Мефодия в своей утробе.

Всё вокруг заполонили густые клубы пыли.

— Алекс… эй… — Виринея нащупала моё плечо, будто убеждаясь, что я тут, рядом. Её пальцы скомкали ткань моего пиджака. — Мы живы… живы… Алекс…

В её голосе я уловил благодарность и восхищение.

— А ты надеялась… к-ха… умереть и не выйти сегодня на работу? — выдавил я, закашлявшись.

Она приподнялась и пристально посмотрела на меня, вся в пыли и грязи. К ней снова вернулась холодная надменность (ладно, уже не такая холодная).

— Оставь чёрный юмор некромантам, Бринер. Ты безнадёжен.

Это всё, что мы успели друг другу сказать.

Пыль немного осела и открыла грандиозную картину: маленькую площадь и ближайшие улицы заполонили военные, готовые отразить атаку неизвестных врагов из червоточины.

И теперь вся эта армия была не просто в шоке.

На ошеломлённых лицах читалось однозначное: «Это же Бринер! Сын тех, кто открыл червоточины! Но теперь он закрыл одну из них!»…

Всё оружие, что имелось сейчас у военных, было направлено на нас: меня и Виринею.

И тут нас ждало только два варианта: либо арестуют прямо сейчас, либо…

— Убить их! Это мутанты! — выкрикнул кто-то.

Так торопливо выкрикнул, будто боялся не успеть. Но кто именно это был, я не разглядел — его закрывали ряды военных.

— НЕ СТР-Р-РЕЛЯ-ЯТЬ! — послышался громкий и рычащий приказ уже с другой стороны. — УВЕСТИ ИХ ИЗ ЗОНЫ!

Властный голос прогремел на всю площадь, а потом первые ряды военных расступились, пропуская вперёд высокого мужчину из штаб-офицеров.

Ни красные кудри, ни розовая кожа, ни три коротких рога на лбу, ни родимое пятно во всю щеку не вызывали желания над ним смеяться.

Это был представитель не человеческой расы, а лювин.

И такое не укладывалось в голове.

Обычно эти утончённые существа с Нео-стороны выбирали мирные профессии, в искусстве, образовании и особенно медицине, но