Иван отмечал про себя, что иной раз сам притворяется трупом и плывет по реке. И даже когда она бурная и нет никаких шансов остановиться, как вот в Бостоне, он замечает выступы берегов и камни, которые обходит течение. Штарк знает, что побеждают всегда люди действия, но, как ни старается, не может вызвать в себе волю к победе. Чтобы быть счастливым, ему нужно меньше: понимать. Он не сможет нормально жить с мыслью, что его не просто использовали, как пешку, но и обманули. Да и не его одного: он втянул в дело Тома Молинари, всю сознательную жизнь мечтавшего о возвращении картин, – а если они теперь не вернутся или, скажем, вместо них вернутся подделки? Получится, что по его вине сыщик, который старался помочь ему, как умел, окажется в дураках.

«Делай что должен, и будь что будет» – это банальное правило всегда нравилось Штарку. Но, думает он теперь, часто оно служит оправданием бездействия: мол, делай только то, что должен.

Строго говоря, он не должен искать ответы на бостонские вопросы. Хотя бы потому что может узнать что-нибудь плохое о Софье, а это ему сейчас ни к чему. Поиск ответов не входит и в его служебное задание, одобренное, видимо, Коганом. Но, чтобы не потерять всякое уважение к себе, он должен-таки разобраться. И будь что будет.

Штарк заваривает новую порцию чая и надолго задумывается. Какой план следует из его двенадцати вопросов? Очевидно, что нужно – и тут он снова взялся за айпод:

– поговорить по душам с Коганом;

– найти Савина;

– получить еще одно мнение касательно подлинности картин;

– найти Молинари – с одной стороны, он мог что-то узнать, с другой – его нечестно держать в неведении;

– поговорить с Федяевым;

– найти Лори или убедиться, что ее не существует.

«И если я все это проделаю, меня найдет гангстер Джимми Салливан, если он еще жив», – приходит в голову Ивану. Тогда, вероятно, и появятся ответы на все вопросы, но вряд ли Штарк успеет с кем-то ими поделиться.

Важно, в каком порядке искать ответы. Чтобы поиск не прервался раньше времени.

Все осложняется тем, что у Ивана нет в паспорте штампа о выезде из Соединенных Штатов, а туда нужно снова ехать. Наверняка Виталя с его удивительными связями может выручить, но тогда придется разговаривать с ним первым делом. Возможно, на этом все и закончится. Вряд ли Коган, какова бы ни была его роль в недавних бостонских приключениях, захочет снова отпустить Ивана в Штаты, чтобы тот задавал там лишние вопросы.

Тогда единственный вариант – просить помощи у Молинари. Из всех участников бостонского приключения только Том был вовлечен в него вслепую, как и сам Иван. И только его интерес в этом деле хотя бы частично понятен. Правда, никаких его координат у Ивана не осталось, но их наверняка даст галерист Макс Финкельштейн.

Другое дело, что Молинари вряд ли поминает Штарка добрым словом – тот самым обидным образом продинамил его в Бостоне, не только не пришел на ужин к маме, но и вообще обманул, исчез. Нужно как-то заинтересовать его, чтобы он захотел помочь.

Для начала Иван отправляет письмо Финкельштейну: благодарит за помощь в Нью-Йорке и просит адрес, телефон и, если возможно, «Скайп» Молинари, чтобы поблагодарить и его, – а то, мол, потерял телефон со всеми контактными данными. Миша отвечает через какие-то двадцать минут: у него утро, он как раз читает всю почту.

Сыщика в «Скайпе» не оказывается. Придется звонить. Предчувствуя неприятный разговор, Штарк медлит и даже пытается придумать альтернативу. Но ее нет: ни Финкельштейн, ни кто-либо еще из далеких от преступности американских знакомых Штарка с его проблемой помочь не сможет.

Так что Иван через «Скайп» набирает мобильный телефон Молинари. После семи или восьми гудков в трубке слышится недовольный голос, почти рычание разбуженного в неурочный час медведя:

– Да-а-а?

– Том, это Иван. Иван Штарк из Москвы. Не вешай трубку.

– Иван! Какого хрена бы мне вешать трубку? Ты где, сукин ты сын?

– Я дома. В Москве.

– Твою мать.

Пауза. Иван ждет, что дальше скажет Молинари, раз уж он не так обижен, чтобы просто прекратить разговор.

– Знаешь, Иван, я бы еще мог простить тебе гигантскую шишку на моем темени и частичную амнезию, но за то, что ты продинамил мою маму, я буду мстить, как умеют только итальянцы. О’кей, я понял, где ты, но где сраные картины? Винс говорит, что с музеем никто не связывался.

– Насколько я знаю, они у адвокатов Федяева. Может быть, оно и к лучшему, что их пока не отдали в музей. Расскажи мне про шишку и амнезию – если я виноват, я хочу загладить вину. Потому и звоню.

– Расскажу при встрече. Должен признаться, мне немного стыдновато, что я попался, как лох. Если коротко, шишку набил тот парень, который был с твоей девушкой. Я сам виноват. А почему лучше, что картины не отдали?

– У меня тут было немного времени подумать. И, по-моему, это копии.

– Но Винс же сказал…

– Винс сказал, что нам надо связаться с музеем, хотя еще не получил результатов экспертиз.

– Ну и что? Он же сравнил картины с описаниями!

– Все равно, сам подумай, зачем ему такой риск? И куда ему спешить?

Снова повисает тишина. Иван продолжает:

– Я хочу найти специалиста по Рембрандту и Вермееру. Убедить его приехать в Бостон и посмотреть на картины, когда их отдадут музею. Без тебя все это не получится. У меня нет в паспорте штампа о выезде, меня не пустят обратно в Штаты. Если я пришлю тебе паспорт курьерской почтой, ты сможешь с этим помочь?

– Мм… Да, думаю, да. Я знаю кое-кого в Джей-Эф-Кей.

– Спасибо. А я пока попробую найти эксперта. Отложишь вендетту, пока не закончим?

– Попробуй убедить мою маму, что у тебя были веские причины не прийти. Жду твою посылку. Куда тебе прислать адрес?

Иван диктует свою электронную почту и отключается. Пока полет нормальный, думает он. Теперь – письмо Когану: прошу отпуск на две недели, отдышаться, прийти в себя и проч. И – искать эксперта. Скоро придет Софья. Что она скажет, когда он засобирается обратно в Бостон? Останется ли ждать, как Пенелопа, или захочет тоже поехать? Иван пытается представить себе разговор с любимой и понимает, что ему придется исчезнуть без предупреждения. И возможно, не найти ее дома, когда вернется… Ради чего он собирается так рисковать?

И опять Иван не видит других вариантов. Не понимая, почему Софья вдруг снова появилась в его жизни, он не сможет с ней оставаться; сомнения не дадут ему спокойно ходить с ней в кино, заново обставлять квартиру, мирить ее с Фимой. Дорога безальтернативности продолжает вести Штарка: она просто сделала петлю.

Тут Иван слышит, как открывается дверь, шуршат сваливаемые в прихожей пакеты и хихикают друг с другом Софья с Иркой: экспедиция явно удалась, предстоит дефиле.