Все свободное время она проводит в доме Ящерицы. «Змеи и лестницы» тоже перекочевали сюда: эта игра очень нравится Айди, и дети часами бросают кубик и передвигают фишки. Главное в игре – не попасть на клетку с головой змеи: тотчас же свалишься к хвосту, на несколько игровых полей. Айди – везунчик, раз за разом он обманывает змеиные головы и первым оказывается у подножия лестниц, по которым взмывает на недостижимую высоту: с сорока двух – сразу на шестьдесят семь, а там и до вожделенной сотни недалеко. И даже когда возле финиша первой оказывается Миша – она все равно не в состояние выбросить нужное количество костей на кубике. И ей остается только топтаться на месте и ждать, когда Айди с победным кличем промчится мимо.

Цена победы – откровение. Или тайна, которой не грех поделиться с лучшим другом.

Теперь Айди знает о Мише почти все: и то, что она мечтает стать полицейским, и то, что собирается сделать себе татуировку, когда ей исполнится шестнадцать, – вот только не решила еще, какой рисунок выбрать. Возможно, это будет цветок ириса (Мише нравятся ирисы); возможно – розовый бутон.

Но только не каллы. Напоминания о смерти Мише вовсе не нужны.

Хотя она не боится мертвецов. Это выяснилось опытным путем, во время посещения комнаты на первом этаже дома – той самой, где отец Ящерицы обряжает покойников в последний путь. Айди, как мог, противился этому, и переубедить его было практически невозможно. Оставалось только поставить на кон судьбу визита к мертвецам. Миша поставила – и выиграла; лестницы оказались на ее стороне, да и змеи особенно не вмешивались.

Конечно, Миша немного волновалась, но волнения оказались напрасными. И выяснилось главное – смерть, как биологическая разновидность жизни, не вызывает в ней ни трепета, ни даже особого интереса. Интересны лишь обстоятельства, которые привели к смерти, а сама смерть – нет. Ее нужно просто принять к сведению и спокойно возвратиться в мир змей, лестниц, кактусов и недостроенных фрегатов.

В отличие от Миши, Айди скроен совсем по-другому. Он вечно все усложняет и приподнимается на цыпочки, чтобы разглядеть двойные и тройные смыслы в самых обыкновенных вещах. Мир вовсе не такой, каким кажется, – утверждает Айди, вмешиваться в ход тех или иных событий нельзя, и лучшая позиция из всех возможных – позиция наблюдателя.

Миша в корне с этим несогласна.

– Что было бы, если бы я не вмешалась? – резонно спрашивает она. – Тогда, когда Аццо и Тилло хотели побить тебя?

– Они бы меня побили и изваляли в грязи.

– И делали бы это снова и снова, ведь так?

– Наверное, – вынужден согласиться Айди.

– Значит, иногда полезно все изменить?

– Наверное.

В этом «наверное» – весь Айди. Неуверенный в себе Айди; трусливый, как заяц, Айди. Сумрачный Айди, сумеречный. Мише понадобилось несколько месяцев, чтобы приручить его. Избавить от бесконечных – к месту и не к месту – благодарностей за свое спасение. Ящерица все еще пытается заискивать перед ней, пытается предугадать, что может понравиться Мише, а что – нет. Иногда это забавляет девочку, но чаще вызывает раздражение.

– Скажи, я красивая?

– Очень.

– Даже лучше, чем Агата?

Агата – первая красавица класса, предмет вожделений не только Аццо и Тилло, но и всех остальных мальчишек. Всех до единого.

– Лучше, – едва слышно шепчет Айди. – Ты – самая красивая девочка на свете.

А вот это уже – самое настоящее, ничем не прикрытое вранье. Бессмысленное. Опровергнуть его можно за три секунды, достаточно подойти к зеркалу, которое висит у Ящерицы в прихожей. Или еще к одному, – которое затаилось в ванной комнате. Или – к шкафу со стеклянными створками. Можно сменить тысячу зеркал, миллион, – но результат будет одним и тем же, и отражение получится одинаковым. Остроскулый, большеротый лягушонок, который зачем-то нацепил на голову рыжий проволочный парик. До недавнего времени Миша относилась к своей внешности совершенно спокойно: гораздо спокойнее, чем ее собственная мать, – вот кто по-настоящему переживает! И все еще надеется, что ее крошка Даги перерастет собственную некрасивость и однажды утром проснется самой настоящей принцессой. Такая метаморфоза произошла с ней самой много лет назад, так почему же этого не может случиться с Мишей?..

Но, даже если Мише и уготована судьба принцессы, то она станет самой неправильной принцессой на свете. Которой совершенно наплевать, как она выглядит. Зато на дешевое вранье Айди ей не наплевать.

– Говоришь, я самая красивая?

– Да.

– Вранье.

– Я не вру.

– Ха-ха.

Через секунду Ящерица оказывается на полу. А Аццо и Тилло, неожиданно вынырнувшие из Миши, больно сдавливают его плечи и тычут кулаком в скулу.

– Ненавижу, когда врут. Если соврешь еще раз – тебе точно не поздоровится. Костей не соберешь, Ящерица. Ты понял?

Глаза Айди зажмурены, но он кивает в ответ.

– А теперь скажи правду. Я – самая красивая? Нет никого лучше меня?

– Нет никого лучше тебя, – Ящерица все еще не открывает глаз. – Никого. А теперь можешь ударить меня.

Ну, и что прикажете делать с таким упрямцем?

Злость и раздражение мгновенно испаряются, и на смену им приходит новое, ни на что непохожее чувство, от которого Мише становится не по себе. Ей хочется плакать и смеяться одновременно, и все тело пронизывают странные токи. И пальцы Айди, обхватившие ее пальцы, впервые не кажутся ей холодными, они – теплые, теплые, теплые! Его губы – еще теплее, они прижимаются к губам Миши, но вовсе не потому, что ищут защиты, а… почему?

У Миши нет ответа. Ей не нужен ответ.

– Змеи и лестницы, – голос Айди прерывист. – Ты тоже это чувствуешь?

– Змеи и лестницы, – зачарованно повторяет Ми-ша. – Да.

С воображением у нее всегда было туго, – не то, что у Ящерицы, но странные токи, соединившие тела детей, приносят с собой картинку: вот они с Айди скатываются вниз по прохладным змеиным спинам, вот они взмывают вверх по лестницам. И сердце Миши всякий раз замирает, и в животе образуется сладкая пустота.

Впрочем, этот первый детский поцелуй не имеет никаких далеко идущих последствий. Он лишь крепче привязывает Мишу и Ящерицу друг к другу. Миша больше не мыслит своей жизни без Айди, и лишь одно обстоятельство расстраивает ее: Айди наотрез отказывается выбрать для себя карьеру полицейского. И остается глух к радужным перспективам, которые рисует Миша.

– Представь, мы – напарники, и всегда будем вместе.

– Мы и так всегда будем вместе, – пожимает плечами Ящерица.

– Что бы не произошло?

– Да.

Одного коротенького слова достаточно, чтобы Миша снова почувствовала себя счастливой. Но счастье заканчивается, стоит им переступить порог шестнадцатилетия. Дождливым августом, в день приезда Айди после школьных каникул. Они не виделись почти два месяца, и это самые долгие месяцы в коротенькой жизни Миши, самые невыносимые. Ситуация усугубляется тем, что Айди почти не пишет ей. То есть, поначалу он писал: каждый день, как и было условлено. О том, как проводит время у бабушки в Киле, и о бабушкином соседе Гюнтере, яхтсмене и бывшем военном моряке. Гюнтер взял Ящерицу с собой на яхту, а еще занимается с ним восточными единоборствами, – и это очень здорово, очень!