Поддавшись физической страсти наперекор страданиям смерти, Микеланджело отошел от традиций Данте и Петрарки. Однако, отойдя от двух господствующих в литературе концепций любви, он одновременно заложил начало совершенно новой концепции: хрупкость и быстротечность человеческого существования – это оправдание свободного от всех ограничений сексуального наслаждения. И в этом Микеланджело не столько опирается на опыт отдельного человека, сколько играет роль приапического Вакха, который символизирует дух целого периода в истории Ренессанса. В этом периоде существовали две параллельные тенденции, каждая из которых соединяла искусство и жизнь более интенсивно и более волнующе, чем когда бы то ни было раньше.

Carpe Diem: секс и смерть

Первоначально путь к триумфу наслаждений проложила «черная смерть». Когда смерть поджидала за каждым углом, люди стали не только более остро осознавать близость загробной жизни, но еще и поняли, что нужно жить на полную катушку, пока еще возможно. Как замечал Боккаччо в прологе к «Декамерону», постоянная угроза заражения подталкивала людей к крайностям. Некоторые уединялись и запирались в своих домах в тщетной надежде избежать заражения. Другие были убеждены, что лучший способ избегнуть чумы – это «пить и наслаждаться, бродить с песнями и шутками, удовлетворять по возможности всякому желанию, смеяться и издеваться над всем, что приключается».49 Те, кто придерживался подобного мнения, предавались любым излишествам, считая, что жизнь оказалась гораздо драгоценнее, чем они раньше думали. Строгие законы против роскоши, определявшие манеру одеваться, были позабыты. И сразу же появилось множество прекрасных тканей, нежная и изысканнейшая вышивка, а женщины оделись в откровенные и рискованные наряды. Наслаждение стало образом жизни, а промискуитет вошел в норму. Непреодолимые ранее социальные барьеры рухнули, семейная жизнь рассыпалась. Люди предавались веселому и безудержному сексу при любой возможности. Даже монахи, «нарушив обет послушания и отдавшись плотским удовольствиям, сделались распущенными и безнравственными, надеясь таким образом избежать смерти».50

Боккаччо стал свидетелем начала эпидемии, и новая этика безграничных наслаждений оказала на него глубокое влияние. Хотя многие его ранние книги проникнуты любовным и даже эротическим духом – особенно «Фьезоланские нимфы», «агрессивные и садистские детали» которых считали проявлением «отвратительно дурного вкуса», – в страстной прозе юности всегда присутствовала нотка моральной неопределенности.51 Впоследствии Боккаччо написал поразительно самокритичную (и удивительно женоненавистническую) поэму «Корбаччо». Впрочем, после первой эпидемии «черной смерти» Боккаччо расстался со своими сомнениями. К моменту написания «Декамерона» он уже полностью принял теорию бесстыдной «радости жизни».

«Декамерон» по праву считается прозаическим шедевром Боккаччо. Действие книги разворачивается во Флоренции в разгар эпидемии чумы. Повергнутые в ужас происходящими событиями герои книги – семь девушек и трое юношей – решают укрыться от заразы в загородном поместье неподалеку от города. В окружении «восхитительных садов и лугов» они предаются «празднованиям и веселью». Они намерены провести десять дней в рассказах и выслушивании увлекательных историй. И содержание этих историй убедительно доказывает нам, насколько глубокий сдвиг в отношении к плотским желаниям произошел в Италии XIV в. Хотя некоторые сюжеты, например, история Гризельды, связаны с вопросами добродетели и чести, подавляющее большинство – это страстные, непристойные, забавные рассказы о мужьях-рогоносцах, похотливых монахах, пьяницах и постоянном разврате.

Близость смерти убедила Боккаччо в том, что жизнь можно сделать гораздо более веселой и приятной, если добавить в нее секса. Самого Боккаччо трудно назвать развратником. Чтобы его не обвинили в откровенной аморальности, многие истории «Декамерона» он сопровождает моралистическим заключением – этакая дань правилам приличий и условностей. Отличным примером может служить история Берто делла Масса, молодого повесы, который решает притвориться монахом, чтобы легче было удовлетворять свои непристойные желания. Под именем брата Альберто он отправляется в Венецию, где тут же воспламеняется желанием, увидев мадонну Лизетту из дома Квирино, женщину «придурковатую и глупую».52 Лизетта приходит к нему на исповедь. Чтобы убедить ее отступиться от моральных принципов, Альберто убеждает ее в том, что в нее влюблен сам архангел Гавриил, и вечером он навестит ее дома. Пристроив за спиной пару фальшивых крыльев, «брат» Альберто появляется в спальне и убеждает наивную мадонну Лизетту уступить его домогательствам. Только когда родственники женщины узнали о его проделках и набросились на него прямо во время секса, его забавам пришел позорный конец. Он выпрыгнул из окна в Большой канал, был пойман, привязан к столбу возле моста Риально и намазан медом, чтобы привлечь мух. Вот такова «моралистическая концовка» истории. Но если рассказчица (Пампинея) считает, что Берто делла Масса «был по заслугам опозорен», и высказывает пожелание, чтобы «то же сделалось и с другими, ему подобными», совершенно ясно, что задача и привлекательность истории – в ее юморе и возбуждении страсти описанием пикантных сексуальных авантюр.53 Заслуженное наказание Берто делла Масса не превращает историю в морализаторское наставление, а лишь усиливает ее забавность.

Чаще всего Боккаччо даже не пытается скрыть своего отношения к сексуальным наслаждениям. Иногда он абсолютно откровенен и смело играет с христианскими концепциями, чтобы подчеркнуть всю прелесть наслаждения жизнью, пока это еще возможно. Пожалуй, лучшим примером этого служит разговор его героев, которые убедительно доказывают, что ничто не сможет избавить человечество от естественного желания заниматься сексом. В одной из историй очаровательная 14-летняя девушка из Барберии по имени Алибек настолько увлекается христианской верой, что решает бежать из пустыни и узнать о религии от отшельника, жившего поблизости. После долгих скитаний она встречает благочестивого Рустико, который намерен не только научить ее добродетели, но еще и устоять перед ее красотой. Но, прочитав девушке суровую лекцию о значимости служения богу путем «отправления дьявола в ад», Рустико обнаруживает, что его моральные устои не столь тверды, как ему казалось.54 Через несколько минут он уже неспособен сдержать «восстание плоти». Следующий за этим диалог – это квинтэссенция этики Боккаччо: