Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я послал их, чтоб просили о том сотоварища моего Кадыр-бея, он весьма довольно их со своей стороны уговаривал, чтобы отдались Али-паше, но в отчаянности их напоследок лично Кадыр-бею, командующему эскадрою, при моем офицере и при драгомане от Порты, ко мне определенным, решительно отозвались, что буде мы не примем их в наше покровительство и заплату, которого они от нас просят в крайней своей отчаянности, последнее употребят средство – порежут всех своих жен и детей. Против Алипаши и войск его, когда будут они их атаковать, в городе их и крепости станут драться до того, пока умрут все до одного человека, российского и турецкого флагов, которые они имеют, сами собою добровольно никак не оставят.
При таковых крайностях имели мы между собою в общем собрании в присутствии моем, Кадыр-бея, присланного от Порты я нему министра Махмуд эфенди, драгомана от Порты, при мне находящегося, и присланного секретаря от Али-паши советовалися и полагали, чтобы Паргу оставить на время под нашим покровительством на основании островских жителей до высочайшей только конфирмации, как об ней поведено будет. Примет ли Али-паша сей наш совет или нет, остаюсь я теперь еще в безызвестности, но жители Парги не отходят и не освобождают меня никакими отговорами, неотступно настоят и просят слезно, чтобы непременно приняли мы их в наше покровительство, и чтобы я дал им хотя одного офицера с тремя или четырьмя солдатами и позволил бы иметь флаг наш на крепости, инако они решаются лучше умереть, нежели отдаться Али-паше».
Пришло письмо от императора, в котором он выражал своё недовольство по поводу Парги. Предупреждал Ушакова, чтобы он повнимательнее разбирался в делах, дабы не навредить союзу России и Турции. От российского посла Томара из Константинополя пришёл пакет. Посол жаловался, что ему пришлось выслушивать нелестные отзывы о своевольных действиях Ушакова. Разъяснял ситуацию, как мог. Еле погасил гнев Султана. И все из-за какого-то паршивого городка Парги.
Ушаков диктовал новое послание императору. Я записывал:
«Всемилостивейший государь, таковые чувствительные обстоятельства повергают меня в великое сумнение, я замечаю, Блистательная Порта, конечно, старается и намерена весь тот берег удержать в своем подданстве, потому опасаюсь я, чтобы сей случай не нанёс какого-либо безвинного на меня подозрения и негодования, тем паче предосторожность в рассуждении моей опасности понуждает меня сумневаться, что никакого предписания о установлении островов и всего прежде бывшего венецианского владения, как они должны остаться, я не имею кроме того, что, в конференции будучи, полагалось со всеми обывателями сих мест поступать со всякой благосклонностью, приятством и дружеством, и по совету с нашим министром и по публикациям, какие выданы от Порты манифестами от патриарха, сходно с оными поступаем мы и острова узаканиваем, на таковом точно основании, делая их вольными и на прежних правах до высочайшей конфирмации. Но Паргу, на матером берегу состоящую, по означенным обстоятельствам не смеем мы сами собою с Кадыр-беем приступить и узаконить, и чтобы дать им от нас для охранения их офицеров и служителей, и теперь в таком я еще состоянии, ежели Али-паша не последует нашему совету, дать ли нам от себя в Паргу сколько-нибудь людей на том основании или оставить ее вольною Али-паше. Жители оного места от меня не отходят и не решаются ни на что другое, кроме просимого ими удовлетворения. Откровенно осмеливаюсь всеподданнейше донесть вашему императорскому величеству генерально все жители здешнего края, прежде бывшие в венецианском владении, бесподобную приверженность имеют к России и к вашему императорскому величеству; сими только средствами мы малым числом десантных наших войск побеждаем и берем крепости, которых великими турецкими войсками и без наших, по мнению моему, никак бы взять было невозможно, ибо жители островские все бы противу их вооружились и были бы преданы французам и с ними вместе дрались бы до последней крайности, словом, по сие время действия наши простираются по учтивым я благоприятным нашим обращениям с островскими жителями, которых стараюсь я привлечь и уговорить с ними действовать обще против французов. Жестокие поступки Али-паши на берегу поколебали было сумлением и всех островских жителей, но как беспрерывно стараюсь я их успокаивать, то они с великой доверенностью ко мне идут вооружаться и действуют со мной. Теперь прибыл я с эскадрою в Корфу, и жители с восхищением и с распростертыми руками нас принимают».
Корфу
Девятого ноября эскадра подошла к острову Корфу. Весь путь шли под малым ветром в густом тумане. Паруса отяжелели. Одежда становилась влажной в каюте сырость. Спасались от простуды горячим чаем, подмешивая в него ром. Девятого числа, после двенадцатой склянки сквозь пелену низких облаков прорезалось солнце.
– Земля прямо по курсу! – крикнул вахтенный с марса.
Капитан Сарандинаки направил подзорную трубу на призрачную полоску берега, озаряемую солнечным светом.
– Доложить адмиралу: на горизонте вижу мыс Капо-Сидеро.
Кинули якоря в бухте возле местечка Мисанги, закрыв вход в Корфинский пролив. Перед нами возвышался последний и самый укреплённый остров, архипелага. Из самой середины острова в сторону албанского берега шёл длинный крутой мыс. На восточном берегу этого мыса возвышалась гора с плоской вершиной. К морю на утёсе стояла старая венецианская крепость. За крепостью начинался город. Ушаков долго рассматривал в подзорную трубу город и укрепления. Неодобрительно качал головой.
– Хорош орешек, – поговаривал он. – Зубы не обломить бы.
Я попросил подзорную трубу у гардемарина. Чудесный городок с узкими улочками взбирался уступами по склону. Но мирную картину нарушали уродливые бастионы, будто монолитные скалы, выросшие из-под земли. Французы укрепили все подходы к крепостям. Поставили дальнобойную артиллерию. Мыс отделял от острова глубокий ров. К северу от города была возведена новая крепость по последним правилам фортификации. Штурмовать такой остров – не простая задача.
Адмирал собрал военный совет в кают-компании «Святого Павла». Объявил капитанам:
– Всё что мы сделали до этого – можно считать подготовкой к главному штурму.
Капитан Сенявин развернул