— Я порезала ногу, — сообщила Палёна и показала ступню, замотанную полотенцем. — Наступила... И весь спальник колючий!

— Надо убрать стекло, — он сунулся в угол, где была щётка с совком.

— Сначала скажи, куда ты уходил? — потребовала она.

Терехов начал подметать пол, но тут же бросил эту затею, поскольку прежде следовало убрать осколки с кровати.

— Где ты был?! — с угасающей истеричностью спросила она. — Почти целый час?!

— Не знаю! — честно признался он. — Сиди на месте и не спрашивай.

— Говорила же: она — ведьма!

— Все вы тут ведьмы! — огрызнулся Андрей.

Палёна забралась в кресло с ногами, укрылась спальником и притихла. А он разобрал кровать на подушки, снял с них гобеленовые наволочки и вытряс каждую в открытую дверь, после чего ещё и выбил щёткой. И совершенно забыл, что спрятал папку с рисунками в одну из них. Хорошо, что дверь захлопывалась сама, наброски зверей, акварели разлетелись по кунгу и не попали на улицу. Палёна подняла те, до которых смогла дотянуться.

— Вот, опять знак! Это её творчество! Она рисует монстров и сама монстр!

Терехов отнял у неё наброски, собрал остальные и только тогда вымел за порог битое стекло и замыл кровь.

— Ложись... Только не прыгай больше!

Прихрамывая, она тихонько перешла на ложе, но не легла, а села в уголок.

— И это вытряхни, пожалуйста, — попросила жалобно, подавая спальник.

Терехов выбил его в дверном проёме и ощупал руками — вроде, чисто...

— Это ведьма разбила зеркало! — уверенно заявила Палёна. — И тебя чуть не увела. Она всё подстроила!

— А если Репьёв? — предположил он. — Из ревности, например...

— Из какой ревности? Если сам послал, чтоб я тебя... В общем, заманила в постель. Очаровала и заманила... Он отдал меня тебе. Подарил! Как бутылку палёной водки!

И рассмеялась над собственной шуткой.

— Ты не первая, — спокойно заключил Андрей. — Репьёв — парень щедрый... Но ты-то как согласилась? Или служишь у него срочную?

— Не служу, — глухо произнесла Палёна. — Люблю его...

Терехов вскинул голову. Она сидела, сжавшись в комок, хотя в кунге уже стало тепло, и с йодистыми пятнами на лице напоминала размалёванного циркового клоуна.

— Что так смотришь? — спросила с вызовом. — Странно, да? Это даже не любовь — болезнь какая-то, рабство. Но я счастлива, что она существует и держит меня на этом свете. Алтай и эта любовь меня спасли.

Палёна подползла к краю кровати, достала сигареты, закурила и легла на живот, лицом к Андрею. Сквозь маску клоуна пробивалась тоска и радость одновременно. И вообще все чувства у неё были сложными, многогранными или смешанными.

— Неплохой подарок тебе достался, правда? — нарочито засмеялась она. — Я же заметила алкоголика! Потому что знаю свои способности. И если бы не зеркало... Точнее, не Ланда... Вот же ведьма, как хитро вмешалась. Не позволила мне даже посмотреться в своё зеркало! Думаешь — я сумасшедшая?

— Зачем это надо Репьёву? — спросил он, испытывая отвращение к табачному дыму.

— Не догадываешься?

— Чтоб скорее убрался отсюда?

Рана на ступне её беспокоила, полотенце напиталось кровью.

— Перевяжи ногу...

Он размотал повязку и стал обрабатывать йодом глубокий порез. Стекло угодило в подушечку под большой палец, и если она завтра сможет ходить, то разве что на пятке. Или на пальчиках, как в балете.

— Ты влез, впутался в его жизнь, — наблюдая за руками, как-то отрывисто заговорила Палёна. — Я сразу это поняла. Но ты не виноват. Этого захотела Ланда. Иначе бы Георгий тебя уничтожил. А он пожертвовал мной, чтоб тебя спасти. Зацени! Нет, мы с ним даже не любовники. Никогда не прикасались друг к другу. Ему никто не нужен, кроме Ланды. Мы только друзья. Но он позволяет мне его любить. Позволяет держаться за его стремя. Поэтому я готова на всё. Репьёв сумасшедший, но всегда справедливый.

Слушая её, Терехов вдруг понял, отчего она говорит рублеными фразами — боится заплакать! Старается вложить слова между тайными всхлипами, а их, слов, входит туда совсем немного, и всхлипывает уже про себя, в паузах. Это был её давно приобретённый опыт, перешедший из прошлой жизни в текущую. Теперь ей, наверное, хотелось быть сильной, яркой и звучной, чтоб никто даже не догадывался, не подозревал, что она однажды уже была на этом свете.

Услышав всё это, Андрей ужаснулся, осознав, как близко стоял от пропасти, от точки невозврата: не разбейся зеркало — он сделал бы её ещё более несчастной, поскольку в те минуты испытывал волну плотского влечения. Но ведь были же предупреждения: мутило, тошнило от одного прикосновения к ней! Пересилил, переборол — и вот получил!

А Палёна подождала какой-то реакции на свой монолог или хотя бы немого выражения чувств, но ничего не увидела. Терехов тупо бинтовал ей ступню, как бинтуют мумию, и кровь всё равно проступала.

Она подавила скрытые слёзы или умело перевела их в смех.

— Знаешь, а я рада, что всё так случилось! Как здорово отомстила Репьёву!

Андрей завязал бинт, дотянулся и приоткрыл люк в потолке.

— Подними ногу вверх.

— Зачем? — чего-то испугалась она.

— Чтоб кровь остановилась.

Палёна перевернулась на спину и выставила ступню наружу, просунув в люк.

— Сразу жечь перестало! Знаешь, я благодарна Георгию. Мы с ним познакомились здесь, на Укоке. Я ведь сбежала на Алтай! Сейчас многие бегут сюда, ищут спасения от прошлого... В Питере я попала в Школу принцесс. Это мы так заведение Дормана называли. Ты что-нибудь слышал о нём? В общем, там готовили невест и любовниц для олигархов, которые об этом даже не подозревали. Дорман лично подбирал красивых образованных девиц и «воспитывал», применяя особые практики. Тогда меня звали Маргаритой... Тебе это интересно?

— Нет, — отозвался он, неготовый выслушивать исповеди, ибо физически ощущал болезненный разрыв разума и чувств.

— Короче, в прошлом году Дормана арестовали и посадили, — продолжала она, разглядывая потолок. — Школу признали организованной преступной группой мошенников. Олигархи даже не подозревали, куда уходят их капиталы. И ещё тоталитарной сектой. А мы разбежались. На Алтае я попала к учителю Мешкову. Сначала он провёл обряд имянаречения, назвал Малутой. Чтобы избавиться от прошлой жизни. Ты слышал: в Горном есть такой славянский шаман?

— Не слышал, — отозвался Терехов, хотя фамилия показалась знакомой, была на слуху.

— Его тут все знают: проводит семинары, лечебные практики, книжки пишет... На самом деле — фольклор, танцы, игры. Мешанина из хороводов с тантрой и пением мантр. А в итоге то же самое, что у Дормана, только с этническим уклоном и маниакальным стремлением к многоженству. Дорману мы просто принадлежали, как вещи, как рабыни, пока он не находил клиента. Мешков благороднее, он в жёны берёт. У него их сейчас три, и все шаманки. Старшая — хозяйка гарема, она и жён подбирает шаману. Средняя — самая сильная — Лагута. Настоящая шаманка и ведьма, а на вид — просто ангел! Недавно третья появилась, костоправша. Остальных держит в любовницах. А когда-то третьей хотел меня взять!