Четыре неравные части, на которые было разделено Тамарино существование:

Часть первая. Ночь. Самое счастливое время. Потому, что когда Тамара спала, ей снились сны, порой очень яркие, абсолютно неотличимые от реальности, и в этих снах удавалось на время вырваться из заключения.

Утреннее пробуждение всегда было самым кошмарным временем суток. Девочка, не зажигая свет, еще долго лежала в постели, складывая в памяти по осколочкам сны о нормальной человеческой жизни. Потом в замке поворачивался ключ, ярко вспыхивал свет, и в комнату тяжело вступала толстуха, чтобы забрать мисочку и через пять минут доставить в ней завтрак.

Часть вторая. Тамара уже давно пришла к осознанию того, что в настоящее время любая попытка подать о себе весть на волю обречена на провал и только усугубит вроде бы стабилизировавшееся положение. Из подслушанных разговоров девочка знала, что в ближайшие месяцы ей ничего не угрожает, а потому впереди большой запас времени, чтобы усыпить бдительность тюремщиков и вынудить их допустить ошибку. Вот этой ошибки и следовало дожидаться.

Часть третья. Где-то Тамара читала, что более или менее человеческий облик, который за три десятилетия на необитаемом острове сумел сохранить герой Даниеля Дефо, — это сказка. В отсутствие общения человек начинает стремительно разучиваться говорить приблизительно через два года. Кто-то раньше, кто-то позже, но подобная деградация неизбежна, если не позаботиться о том, чтобы предотвратить ее. Тамаре было, конечно, в миллион раз проще, чем матросу Секирку. Ежедневно она с помощью миски слушала телевизор и разговоры между толстухой и дядюшкой, иногда перебрасывалась парой фраз со Светланой Петровной. Но, все равно, каждый день подолгу тренировалась — разговаривала сама с собой, даже припомнила несколько скороговорок и быстро отточила произношение их до зеркального блеска. При этом лингвистические упражнения делались и на русском, и на английском.

Второе, с чем она активно боролась в своем заточении, — это гиподинамия. Пусть ее тюремщики думают, что пленница целыми сутками валяется на кровати. Тем хуже для них, тем выгоднее для нее. Тамара занималась гимнастикой. Она восстановила все навыки, полученные когда-то в секции по у-шу, добавила к ним несколько упражнений по силовой подготовке и, когда толстухи не было дома, изнуряла ими себя до седьмого пота. Отжималась от пола и от кровати, качала пресс, подолгу просиживала в шпагате или простаивала в сложнейших стойках, развивающих координацию движения и чувство равновесия. За день по кругу она, бывало, накручивала по несколько километров. И постоянно, как могла, трудилась над силой и резкостью ударов ногами и ребром ладони. Раз нет под рукой ни ножа, ни дубины, так пусть это умение когда-нибудь послужит ей надежным оружием.

Часть четвертая.

Самая важная. Отнимающая больше всего времени.

Постоянное прослушивание стана врага. Когда домоправительница и дядя Игнат были дома, Тамара не отлипала от стенки. Миску, чтобы помыть и вновь наполнить едой, Светлана Петровна всякий раз забирала из комнаты не более чем на пять минут.

Не прошло и месяца, как Тамара была полностью в курсе всех планов толстухи и дядюшки. А планы, по правде сказать, были незамысловаты. Как можно надежнее изолировать Тамару и наложить лапу на причитавшееся ей наследство — вот, в общем, и все. Это было понятно и ранее. Зато девочка точно уяснила для себя, что в ближайшее время ее жизни абсолютно ничто не угрожает. Ее смерти Светлана Петровна и дядя Игнат опасаются больше всего. Вернее, не смерти, а ее последствий, когда при расследовании им начнут задавать весьма непростые вопросы. Если бы, скажем, девочка подавилась хлебной коркой или умерла от перитонита, если бы с ней при бесстрастных свидетелях произошел несчастный случай или она сама покончила с собой — тогда другое дело. Тогда просто отлично! Никакого следствия в принципе не было бы, ни на какие вопросы отвечать не пришлось бы. Но о подобном приходилось только мечтать. Самим же инсценировать несчастный случай или самоубийство у опекунов не хватало ни смелости, ни умишка. Потому-то и был выбран другой путь — Тамара должна была необратимо сойти с ума. И почва для этого уже была подготовлена. Слухи о ее невменяемости еще с сентября активно распространялись и Игнатом, и Светланой Петровной, все это очень удачно подтверждали две больничные справки — из клиники, где Тамара провела неделю в июне, и из Неблочей, где она якобы пыталась совершить суицид, бросившись из окна. К этим справкам весомым довеском являлись обширные связи толстухи и солидная сумма на взятки. Все бумаги были в порядке, Светлана Петровна держала ситуацию под контролем.

Оставалось довести девочку до того состояния, когда она, действительно, превратилась бы в идиотку. Для достижения этой цели был избран комплексный метод — медикаментозно-психологический. Полностью изолированную от мира, лишенную даже книг и привычной одежды Тамару атаковали психотропными препаратами, на которые домоправительница угробила кучу денег и которые растворяла в девочкином питье. Если бы только знала Светлана Петровна, что это питье с дорогостоящим наполнителем проклятая девка с ехидной ухмылочкой исправно выплескивает каждую ночь на пол под кроватью, для утоления жажды пользуется туалетным бачком и с удовольствием слушает при помощи мисочки удивленные разглагольствования своей тюремщицы о том, что лекарства пока что не дают желаемого результата.

— Крысеныш валяется целыми сутками на кровати, пялится в потолок. Налицо полнейшая апатия, отсутствие интереса к чему-либо вообще, —докладывала толстуха дяде Игнату. — Вроде бы все нормально. Но стоит посмотреть ей в глаза, как встречаешься с абсолютно осмысленным, ясным взором вполне здорового человека.

«Больше не позволю тебе смотреть мне в глаза, толстая тварь!» — в это время за стенкой думала Тамара.

— Ясный взор — это еще не самое главное. Ты пыталась втянуть ее в какой-нибудь разговор?

— Сколько раз! Отвечает, как всегда, односложно. Если изредка и произносит какую-нибудь фразу, то говорит медленно, растягивает слова. С этим все вроде в порядке. Но ты же знаешь, как эта актриса умеет прикидываться.

— А ты уверена, что она действительно выпивает весь этот чай, а, скажем, не выплескивает его на пол?

— Если б выплескивала, то давно бы загнулась от жажды, — уверенно заявляла толстуха, а Тамара за стенкой замирала при мысли, что ее тюремщики могут сообразить, какой источник воды на самом деле использует их пленница. —Может, таблетки не столь эффективны, как меня уверяли? Дерьмо, я вгрохала в них полтыщи «зеленых»! Завтра же заеду к Руневичу, пусть делает, что хочет, но отрабатывает все, что ему заплатила!

Из частых воспоминаний дядюшки Тамара давно узнала в мельчайших подробностях, как в конце мая произошло убийство родителей.

Отец не давал Игнату денег на какое-то выгодное дело, и тому наконец надоела «скупость» старшего брата. Он решил показать себя настоящим крутым мужиком и взять деньги сам. Андрей был приговорен к смерти! А уж завладеть и коттеджем, и имуществом, и делом покойного брата как его единственный наследник (если при этом погибнут еще и его дочь и жена) Игнат сумел бы вообще без проблем — все казалось настолько простым!