– Я совершенно уверена, что в нашем царстве сделки – второе по счету любимое развлечение мужчин, и они вовсе не назовут его детским, – отвечаю я.

– Второе? – повторяет Сэйл. – А какое первое?

Я бросаю в его сторону ухмылку:

– Покупка времени с наложницей.

Сэйл застенчиво смеется, но Полли громко фыркает, чем все портит:

– Тебе-то откуда знать? Когда царь нас призывает, тобой он не пользуется. Из тебя даже толковой царской наложницы не вышло. Он просто разрешает смотреть. На самом деле это даже печально. Ты всего лишь трофей. Настоящие мужчины не захотят укладывать в постель холодную металлическую сучку.

Я вспыхиваю от смущения, от прежнего веселья не остается и следа – от унижения оно меркнет. Одно дело – терпеть, наблюдая, как Мидас спит с другими женщинами, и совсем иное, когда она тычет меня в это носом, когда рядом Сэйл и остальные стражники, которые все слышат…

Довольная собой, Полли улыбается.

– Не волнуйся. Со мной царь Мидас будет удовлетворен.

Сэйл с сочувствием смотрит на меня, но от этого почему-то становится только хуже. Упираясь пятками в бока Криспа, я подгоняю коня идти вперед. Я не придумываю для Сэйла фальшивое объяснение своего побега и проскакиваю мимо него и кареты. В этом нет смысла.

С горящими щеками я, стиснув зубы, прохожу мимо кареты Полли, даже не удостоив ее взглядом. Сжимая пальцами поводья, направляю Криспа между стражниками, протискиваюсь мимо них, не задумываясь о том, что придется подвинуться их лошадям.

Одной. Мне просто нужно побыть одной.

Я объезжаю лошадь за лошадью, не сбавляя скорости, пока не оказываюсь в начале каравана, подальше от Полли и ее злобного языка. Как будто я могу убежать от своих обманутых надежд. Как будто могу избежать боли, стыда, темных мыслей, которые выползают каждый раз, как я закрываю глаза перед сном.

Подозреваю, что однажды эти мучительные мысли пожелают, чтобы на них обратили внимание. Они наверстают упущенное. Проскользнут мимо меня, откажутся прятаться в пропитанной слезами подушке или в зеркальных трещинах.

Рано или поздно все тревожные мысли и едкая горечь прольются и заставят меня посмотреть правде в лицо.

Но не сегодня.

Еще не время.

Я разрешаю Криспу снова перейти на более медленный галоп. Последняя надежда подружиться с наложницами вспыхнула и угасла, как мокрый фитиль свечи.

Пора смириться, радоваться, что в этой кавалькаде у меня есть хотя бы один друг. Один друг и один угрюмый оберегающий стражник, который ради моего спасения убил царя. На большее я и не смела рассчитывать.

Пробыв несколько минут в молчаливом раздумье, вижу, как ко мне рысью подъезжает Сэйл. Я от него другого и не ждала.

– Не обращайте на Полли внимания. Она просто завидует.

Я кошусь на него, сделав вид, что мне не обидно и даже все равно.

– Не обращай внимания. Совсем как ты вчера не обращал внимания на Фрилли?

У Сэйла алеют щеки, и он наклоняет голову вперед.

– Что? Нет, ничего не было. Ей просто понадобилось дополнительное одеяло – только и всего.

– Успокойся, я просто шучу.

Сэйл оглядывается по сторонам, словно опасаясь, что кто-то может услышать и поверить во что угодно, кроме невинной правды. Однако я понимаю его беспокойство, поскольку царские наложницы предназначены только для членов царской семьи. Им не разрешается спать с другими. И всего одна сплетня может уничтожить и Сэйла, и Фрилли. А я этого не допущу.

– Дома тебя ждет девушка? – спрашиваю я, заинтересовавшись его обыденной жизнью, когда он не носит доспехи или меч.

Сэйл снова по-мальчишески улыбается и наклоняется ко мне.

– Только несколько, – шутит он. – Три или четыре, но они не тоскуют по мне, как я бы хотел.

Я хихикаю:

– Правда? Что ж, надеюсь, ты относишься к ним с теплотой.

– Я очень тепло с ними обращаюсь. И у парня из трущоб есть пара трюков.

У меня вырывается смешок:

– Не поделишься этими своими трюками?

Сэйл воодушевленно открывает рот, чтобы ответить, но возле меня снова оказывается Дигби и хмуро его перебивает.

– Нельзя делиться трюками с царской фавориткой, – раздраженно бросает он. – Хочешь, чтобы царь Мидас отрубил тебе голову и позолотил ее, мальчишка?

Сэйл бледнеет и качает головой:

– Нет, сир.

Я вздыхаю и смотрю на своего несгибаемого, вечно ворчливого стражника.

– Не порти веселье, Дигби.

– В карету, – сурово отвечает он.

– Нет, благодарю, – елейным голосом вторю я.

Он вздыхает на мое упрямство, и я улыбаюсь его раздражению. Это никоим образом не заменяет пьяные игры, но у меня редко случаются такие веселые перебранки с Дигби, а сейчас он разговаривает со мной чаще обычного. По-моему, можно считать это большой победой.

В пути Сэйл веселит меня историями о своих четырех старших братьях, отвлекая так умело, что я почти не замечаю боли в ногах.

Облака клубятся над нами, как волнистый прибой угрюмого моря, в воздухе поднимается арктический туман. Идущие впереди лошади прокладывают дорогу, чтобы могли пройти остальные, но пробираться по толстому снежному покрову, чтобы срезать путь, утомительно и трудно даже нашим выносливым лошадям, поэтому Дигби постоянно меняет идущего во главе колонны.

Ночью температура резко падает, и становится так холодно, что даже ноющие бедра немеют. Когда поднимается ветер, он очень сильный, и даже Сэйл уже не хвалится, что был прав насчет шторма.

Вскоре все противостоят ветру, пригнувшись к лошадям и обернув лица и головы тканью, чтобы пронизывающий холод не проник до самых костей.

Дигби галопом возвращается ко мне, его тяжелый плащ развевается за спиной.

– В карету, – говорит он, и на сей раз это приказ.

Я киваю, наконец-то смилостивившись, потому что надо быть круглой дурой, чтобы не воспользоваться возможностью спрятаться от этого леденящего и холодного ветра. Небеса нас предупреждают, дают время приготовиться, прежде чем облака обрушат все свое содержимое. Как бы мне ни хотелось скакать на лошади под открытым небом, я предпочту укрыться от метели.

Я быстро веду Криспа к карете в сопровождении Сэйла. Спрыгиваю и на ходу похлопываю Криспа по пушистому заду.

Виновато смотрю на Сэйла и показываю на карету:

– Уверен, что не можешь…

Но он качает головой.