С этими словами егерь поднял с земляного пола кастрюлю и отнес ее к холодильнику, стоявшему в самом углу помещения.

– На веселый хоровод, – тупо повторил Доктор. Его голос скрежетал, как вилка по стеклу, а абсолютно ничего не выражающие глаза бессмысленно таращились в пустоту. – Веселый… хоровод. Хо…

Он умолк, словно заводная игрушка, у которой выработался ресурс, замерев с отвисшей челюстью. Губы и подбородок были вымазаны комочками каши.

– Доктор, ты узнаешь меня? – без особой надежды спросил Зажим. – Посмотри… на меня. Это я. Зажим. А вон Ходжа.

Убрав кастрюлю с остатками геркулеса в холодильник, Дикий вернулся к «грибам».

Отчаявшись расшевелить вора, Зажим с ненавистью взглянул на егеря.

– Что же ты будешь делать? Пытать нас?

– Пытать? – переспросил Дикий, и его брови выгнулись дугой. – Зачем? Я никогда не наказываю просто так.

– Тогда я ни хрена не понимаю. Зачем тебе все это?!

– Я хочу вам помочь, – просто ответил Дикий. – Я буду наблюдать за вами. За тем, как вы меняетесь. Я буду наблюдать за вашим ростом. Разумеется, не за физическим – вы давно уже взрослые особи. А вот ваше духовное состояние оставляет желать лучшего. Здесь вы должны пересмотреть свою жизнь. Признать свои ошибки. Вспомнить самые счастливые свои дни. И самые худшие. Когда вы первый раз обманули. Когда вас обманули. Ваши ощущения при этом. А я буду вас слушать. Уверяю, я умею слушать очень внимательно. Считайте, что я врач. Или, на худой конец, проповедник. От меня, как от гинеколога, не нужно ничего скрывать.

– Веселый… – прошелестел Доктор. – Хоровод.

Глаза уголовника закатились, и он опустил голову. По подбородку потекла слюна.

Дикий издал смешок.

– Знаешь, сколько можно почерпнуть из этих бесед? Круглосуточных бесед? О-о… Человеческая память уникальное явление. Она может выковыривать из своих недр такие вещи, о которых человек уже и думать забыл. Главное – стимул. И, конечно, ассоциации. Понимаешь меня?

Егерь опустился перед жалобно хнычущим Ходжой.

– Ты понимаешь, навозник? У тебя есть шанс перевоплотиться в нечто более доброе и светлое, чем ты есть сейчас. Кто ты сейчас? Пыльный осколок стекла, валяющийся на дороге. На тебя наступают, пинают ногами и плюют. А потом дворник подметет тебя в совок и выбросит в мусорку.

– Не… надо…

Дикий не спеша прошелся вдоль закопанных пленников, остановившись возле свежевыкопанной ямы. Зажим чуть не вывихнул шею, стараясь рассмотреть, что делает этот психопат. Кажется, рядом виднелся еще один земляной холмик, означавший, что там зияла очередная яма.

«Интересно, для кого это?!»

Егерь рассеянно поворошил носком ботинка насыпанную горку земли, затем, посмотрев на Саву, знаком попросил его подойти. Помедлив, беглый зэк встал с дивана и направился к Дикому.

– Я специально копал вчера весь вечер, – сказал егерь, ткнув пальцем в отверстие.

– И? – равнодушно спросил Сава.

– Мне не хватает одного.

– Мы уже говорили на эту тему. И потом, почему одного? Я вижу две ямы, – сказал Сава.

– Не забивай себе мозг, сколько тут ям. Я говорю, что мне нужен еще один.

На загорелом лице Дикого блуждала странная улыбка, и Сава почувствовал растущее напряжение.

– Где я его найду? – вкрадчиво поинтересовался егерь, и Сава пожал плечами.

– Я пойду, – бросил он, но егерь преградил ему путь. Его глаза мерцали лихорадочным блеском, ноздри раздувались.

– Не хочешь? – хрипловатым голосом спросил он. – Попробовать? Просто это незабываемые ощущения. Все равно…

– Заткнись, – резко сказал Сава.

Егерь придвинулся еще ближе.

– …Все равно что прикоснуться к плахе. Той самой, на которой столетия назад обезглавливали приговоренных.

– Уйди с дороги, – потребовал Сава, но в следующее мгновение егерь с силой бросился на него. Глухо вскрикнув, Сава всплеснул руками и грузно свалился в яму. При падении он сильно ушиб голеностоп, но, шокированный происходящим, даже не ощутил боли.

– Ты… ты, – начал он, наливаясь яростью, но Дикий неожиданно улыбнулся и мягко сказал:

– Ладно, забудем. Считай это неудачной шуткой.

Он протянул руку, чтобы помочь Саве выбраться, но тот, угрюмо взглянув на мозолистую ладонь, не без усилий выбрался сам.

– Я не понимаю таких шуток, – сказал он холодно, стряхивая с себя налипшую грязь.

Дикий хихикнул.

– Я тебе скажу кое-что, – произнес он, делая таинственное лицо. – Одна из этих лунок скоро будет занята.

Их взгляды пересеклись.

«Только попробуй сделать что-то с Олесей или со мной, – подумал Сава. – Чертов псих».

– Помогите, – неожиданно раздался женский голос. Он был слегка охрипшим и дрожал, словно натянутая струна.

Мужчины одновременно уставились на женщину, голова которой была увенчана бутафорской шляпкой лисички. Ее распахнутые глаза блестели, но этот блеск был лихорадочным, блеск тяжелобольного и изможденного человека. Лоб несчастной прорезали старческие морщины, по впалым щекам катились слезы.

– Пожалуйста, помогите, – повторила пленница, устремив свой умоляющий взгляд на Саву. – Он убьет нас. Убьет всех. Вы должны… – она всхлипнула, – …должны помочь…

Сава неуклюже переступил ногами.

– Прошу вас… ради всего святого, – прошептала она и, не выдержав, зарыдала.

– Я пойду, – тихо сказал Сава.

Дикий кивнул:

– Конечно, иди, дружище. Все, что ты хотел, уже увидел.

– Нет, не уходите!!

Женщина подняла залитое слезами лицо.

– Не оставляйте нас с ним! Я умоляю вас! Пожалуйста! У вас… у вас доброе лицо!

Услышав последнюю фразу, егерь расхохотался.

– Да, лисичка, – сказал он, немного успокоившись. – Повеселила… Видела бы этого добряка за своим любимым делом!

– Не уходите! – крикнула она вслед Саве, но тот лишь вжал голову в плечи и заспешил к выходу.

– О боже, – зашептала женщина. – О боже… помоги нам. Мама. Мамочка…

Когда дверь за Савой закрылась, Дикий подошел к напольным прожекторам. Отрегулировав свет так, чтобы он падал на закопанных пленников, он с наслаждением плюхнулся на диван. Потянулся к журнальному столику, поправив монитор, на экране которого застыла картинка ворот его дома.

Убедившись, что все в порядке, он с облегчением откинулся назад.

– Ну? С кого начнем?

Его полубезумный взгляд остановился на Ходже.

* * *