– Я не зарекалась! Между прочим, у меня только на днях был секс! И все было отлично!

Теперь челюсть отваливается у Талии.

– Ты не говорила мне, что все было отлично!

– Ну, то есть… Мне почти что не с чем сравнить. Но он выглядел просто прекрасно, и мы оба… Ну, ты понимаешь, – краснею я.

– Я понимаю.

– Мне очень понравилось. Даю ему три с половиной звезды.

– Тебе стоит повторить. Нацеливайся на пять звезд.

– С Дэниэлом? – спрашиваю я и тут же осекаюсь, не слишком ли много энтузиазма было в моем вопросе.

– Конечно. Или с кем-нибудь еще. – Она, задумавшись, постукивает палочками по губам. – А как насчет Мэтта?

От неожиданности я выдыхаю.

– Ты имеешь в виду своего помощника? Это все равно что предложить мне переспать с твоим сыном!

Талия корчится от омерзения.

– Да, это совсем не то. Прости. Я, наверное, решила, что это будет отличная возможность понять наконец, какой он ориентации.

– Он гетеро. Разве нет?

– Может, би?

Я задумываюсь.

– Мы все немного би. Так говорит Лина.

– Обожаю эту твою монахиню. Ты могла бы спать с ней.

– Талия! Хватит. Мне не нужно ни с кем спать. Секс – не альфа и омега всей жизни, знаешь…

– Говорит человек, у которого никогда и не было первоклассного секса.

Я задумываюсь о жизни Талии, и не в первый раз. Детей нет. Очень мало друзей. Мало родственников. Работа – вся ее жизнь. Неудивительно, что для нее так важен секс. А для меня это не приоритет.

– Это не так, – вдруг говорит она.

– Что не так?

– Все то, о чем ты сейчас подумала и что заставляет тебя отказаться от надежды на счастливую личную жизнь. То, что ты недостаточно хороша, или что у тебя нет времени, или что это не важно, или что тебе нужно дождаться Джона…

– Он не вернется. То есть он вернулся, но не из-за меня, – грустно констатирую я. – Он вернулся из-за детей.

– Хотела бы я быть в этом так уверена, – вздыхает Талия.

– Ты же знаешь про Марику и про белье с эпиляцией.

– Да, но я все равно волнуюсь за тебя, Эмич. Волнуюсь, что, насладившись прекрасными моментами с прекрасными детьми, которых ты для него родила и воспитала, он начнет подступаться к тебе. Я думаю, он хочет вернуть свою старую жизнь, пусть даже сейчас он сам этого не осознает.

Вдруг я чувствую, как подступают слезы. Я всхлипываю. Глаза щиплет. Я задерживаю дыхание.

– Ты плачешь?

– Нет! Я не плачу, – решительно заявляю я и начинаю плакать. Отдельные всхлипывания перерастают в полноценный плач. – Прости, я не знаю, почему я плачу.

Сказав это, я понимаю, что это неправда. Я плачу из-за того, что Джон может захотеть вернуть меня. Я думаю о том, через что я прошла с тех пор, как он нас оставил. О том, что с его возвращением все станет гораздо лучше. И я думаю о том, что не должна этого хотеть. Думаю о списаниях из Гонконга. Я думаю: я просто тряпка. Я идиотка. Я в тупике. И начинаю рыдать еще сильнее.

Талия смотрит на меня боковым зрением, как будто я – не я, а затмение солнца. Долго не мешкая, она начинает что-то печатать на компьютере.

– Привет, – вдруг говорит она, и я смотрю на нее. Она смотрит в монитор. Она что, будет с кем-то говорить по видеосвязи, пока я тут плачу у нее в офисе?

– Привет, как дела? Что случилось? – слышу я знакомый голос и убавляю громкость хлюпаний, чтобы определить, кто это.

– Она плачет. Что мне делать?

– Она что? Она же не умеет плакать. А что ты сделала? Эми? Эми, ты там?

Это Лина. Талия просит ее подождать и садится рядом со мной на диване так, чтобы мне тоже был виден экран.

– Привет, Лина, – вою я, увидев ее на экране.

– Воу! Ты прекрасно выглядишь, – говорит она. – Закрой рот и посмотри на меня. Ой, и высморкайся. Да, так лучше. Замечательно! Волосы выглядят сногсшибательно. Ты теперь похожа на саму себя, на ту себя, которую я знаю – красивую, открытую, доброжелательную, смелую. Удивительно, как многое может рассказать о тебе прическа! – Я открываю рот, чтобы ее поблагодарить, и тут она вдруг спрашивает – А куда делись твои брови?

Я качаю головой, потому что не знаю ответ на этот вопрос.

– Они исчезли в одну секунду.

– Ты поэтому плачешь? Слушай, реально, ты выглядишь просто фантастически! А брови у тебя отрастут, если вдруг тебе не хватает тени, которую они создавали и защищали тебя от солнца. Талия, поздравляю, прекрасная работа!

Я перестаю плакать.

– Значит, вы обе в сговоре. И ты тоже знала про статью в журнале?

Лина косится на Талию, выдавая их обеих с головой.

– Я чувствую себя использованной, – говорю я им. – Я думала, что еду в Нью-Йорк встретиться со старой подругой. Вместо этого меня разряжают в пух и прах, чтобы продать побольше журналов.

– Ты чувствуешь себя использованной, потому что тебе бесплатно сделали стрижку и покрасили волосы? – уточняет Талия.

– Без предупреждения.

Талия жмет плечами.

– Впредь я буду тебя заблаговременно уведомлять, если захочу подарить что-то хорошее.

– Я буду тебе очень за это благодарна, – всхлипываю я.

– Ты в порядке, Эми? – обеспокоенно спрашивает Лина. – Я ни разу не видела, как ты плачешь. Может, только раз, сразу после ухода Джона. И с тех пор больше никогда.

Я рассказываю Лине про то, что сказала про Джона Талия, затем – про списания с кредитной карты. А потом я совсем распускаю нюни и говорю, что, видимо, я все еще люблю Джона.

Талия даже не прячет своего возмущения.

– Он же негодяй! – восклицает она.

Лина смотрит на меня.

– Почему ты так решила?

– Из-за чувства вины. Мне стыдно, что я переспала с библиотекарем. У меня такое ощущение, что я нарушила свадебные обеты.

Лина смотрит на меня, и ей, очевидно, меня жаль.

– Дорогая, ваши обеты нарушены уже давно.

Я киваю и откидываюсь на подушку.

– Тогда почему же я сейчас плачу? – спрашиваю я присутствующих.

Талия пожимает плечами и от бессилия раскидывает руки:

– Я без понятия! Ты и твоя новая прическа сейчас должны заниматься сексом с этим библиотекарем. Ты явно что-то делаешь не так.

– Она говорит, что библиотекарь – это связь на одну ночь, – объясняет ей Лина.

– Значит, в следующий раз пусть отвяжутся, – острит Талия.