- Языкастая! Как гадюка! Всегда такой была! – наслаждается каждым своим словом. Смакует победу. И нетерпеливо дёргает застёжку своей ширинки. – Ничего, у меня найдётся, чем заткнуть твой пошлый ротик!

Зажмуриваю глаза и слышу резкий, тупой толчок в дверь.

Максим

Последний лестничный пролёт. Ещё не вижу, но уже слышу, как ребята Дымова выносят плечами дверь девятнадцатой квартиры.

- Полиция! Всем оставаться на местах! Оружие на пол! Руки за голову! – тесть Артёма басит так, что, кажется пол ходуном ходит.

Две комнаты и кухня.

Пока бойцы распределяются по помещениям, прикрывая себя оружием, я, словно по какому-то наитию иду в сторону кладовки. Знаю эту планировку. Бывшая в такой жила. Та самая Альбина, да.

Распахиваю дверь и на меня из темноты сверкают мольбой и облегчением прекрасные глаза Авроры.

- Милая! – сиплю от неожиданности и растерянности. И, лишь слегка привыкнув к полумраку, замечаю, что её тело обвивает что-то большое и чёрное. Мужские руки!

- Ещё шаг и я порежу ей лицо! Я не шучу! – гремит чугунным голосом за её спиной какой-то большелобый упырь. Прижимает Аврору к себе задом. Так резко, что у бедняжки весь воздух из лёгких выходит. Я слышу этот глухой свист. А ещё вижу, как блеснул в руке деградировавшего урода хромированный нож со сложной гравировкой на лезвии.

- Три шага назад! – подносит к правой щеке моей девочки острый метал, надавливает плоской частью. – Я не шучу! Три шага назад, я сказал! Руки поднять!

Выполняю его просьбу и тут же Авроркин взгляд переполняется паникой и страхом.

- Не бойся, милая. Всё будет хорошо. – Шепчу, чуть слышно. И натыкаюсь спиной на одного из бронированных ребят.

- Отпусти девушку. Тогда, обещаю, мы подумаем о том, чтобы дать тебе минимальный срок. – Дымов начинает переговоры. Надеюсь, он достаточно перенял опыта у переговорщиков и психологов за годы своей службы.

- Отойдите все! Очистите проход! Уберите оружие, иначе я её исполосую! Сделаю из девки Гумплена!

Аврора не выдерживает и начинает всхлипывать.

Господи! Пятеро здоровых мужиков против одного. И ничего не можем сделать против него, как слепые котята.

Никогда не слыл трусом, но от последней фразы Щербакова волосы на теле встали дыбом.

Проходит каких-то пара секунд, за время которых Авроркины всхлипы сменяются душераздирающим визгом от того, что лезвие ножа Щербакова встало перпендикулярно к щеке моей любимой и провело ярко-красную черту.

- Мразь! – молниеносно реагирует Дымов и выбивает оружие из руки ублюдка.

Рыдающая Аврора летит на меня, цепляется за плечи, как за спасательный круг. И бесконечно повторяет моё имя, как мантру. Зажмуриваю глаза, которые нестерпимо щипит, как будто песка насыпали. Больно за неё и обидно. Страх и облегчение. Четыре в одном. Ядерная смесь. Горькая и крепкая. Размыкаю веки в тот момент, когда лежащему на животе, под ботинком одного из бойцов Щербакову сцепляют руки тугими наручниками.

Надеюсь на этот раз на долго. Очень надолго.

Аврора

Самое настоящее ассорти из голосов. Закручиваются в быстрый водоворот фраз и звуков, смысл которых совершенно не доходит до спящего сознания. Они утягивают меня в мрачную и холодную бездну. Я, будто, плаваю где-то посередине. И дна не касаюсь и над поверхностью всплыть не получается.

В груди тянет. Всё тело в огне. И, если это не ад, то что же?

- Вечером буду... – звучит, как сквозь толстое стекло, родной и любимый голос. Макс!

- Макс! Максим! Где ты? – дергаюсь на кровати и распахиваю горящие глаза. В них, словно пыль пустили. Чешутся, жгут.

- Авророчка! Доченька... – мама. Её голос. Взволнованный, дрожащий, как будто плачет. – Милая! Ну наконец-то ты проснулась. Как ты, моя крошка?

- Максим... Позови Макса... – Голос не мой. Как у семидесятилетней бабки – хронической курильщицы.

- Он поехал домой пару часов назад. Искупаться и переодеться. Бедняга и так рядом с тобой вторые сутки, не отходя.

Как это два часа назад, если я только что слышала его голос? Видимо, что-то произошло и я утратила ощущение пространства и времени.

Мама гладит мои волосы, как в детстве. И эта нежность действует совсем не успокаивающе. Вместо ощущения заботы, на меня накатывает давящая истерика. Сутки около меня? А что...

И я всё вспоминаю. Моментально. Как вспышка. Как новогодний бенгальский огонёк, зажжённый в тёмном переулке.

Новый год! Точно! А ещё этот мерзкий вуайерист и его грязная квартирёшка...

- Лицо! Господи! Он порезал мне лицо!

- Доченька, успокойся, Авророчка! Врачи сделали, всё, что могли. Скоро всё затянется. Заживёт. Со временем шрам станет чуть заметен.

- Шрам? Мама, ты сказала “шрам”? Как я буду с этим жить? А карьера? А Макс? Кому я теперь нужна?! – рыдания раздирают горло. Не могу вздохнуть.

- Аврора, не говори ерунды! Сейчас главное – встать на ноги. Ты очень ослабла, а ещё эта операция тебя подкосила. – Мама присаживается ближе и берёт мою трясущуюся руку в свои. – Послушай, мы так испугались, что ты никак не просыпаешься после наркоза. Врачи сказали, что так бывает, но мы всё равно переживали. Максим места себе не находил...

- Дай зеркало!

- Давай я лучше принесу тебе что-нибудь поесть. Или, может, воды? Сок?

- Мама, дай мне зеркало! – она увиливает. Я настолько обезображена, что мама боится, как бы у меня не было очередного срыва, увидь я своё отражение.

- Его тут нет. Приляг ещё. Отдохни. Врач сказал, что... Аврора, ты куда?! Врач не разрешил сразу вставать! Может голова закружиться! – взывает меня к благоразумию, но всё зря. Я решительно шлёпаю босыми ногами в сторону личной ванной наверное, самой благоустроенной палаты этой грёбаной больницы. Макс постарался, не иначе. “Водила”, копящий на тюнинг своей ВАЗовской “ласточки”.

Боже! Меня окружают сплошные сказочники. Все только и делают, что врут!

Подхожу к раковине и медленно поднимаю взгляд на небольшое, слегка усыпанное мелкими точками подсохших брызг, зеркало.

Пол лица перебинтовано, а кожа, что находится на границе повязки, имеет тёмно-коричневый цвет, как после обработки йодом. А ещё вся эта картина душевнобольного экспрессиониста “украшена” контрастными по цвету, тёмно-фиолетовыми пятнами синяков.

- Он превратил меня в страшилище! Этот козёл меня изуродовал, мамочка!!! Меня же теперь даже в рекламу освежителей для туалета не возьмут! Ма-м-а-а!!!

Наверное, эти вопли услышали даже в двух соседних корпусах Бурденко. Но моя совесть абсолютно не дрогнула от того, что время близится к полуночи, а я тут шум навожу. Дрогнуло другое – сердце. И понеслось с перебоями, “спотыкаясь” и противно замирая “на поворотах”. А причина такого сбоя в моём организме – внезапно обнаруженное витиеватое кольцо с немаленьким блиллиантом, крикливо поблескивающим сотней граней в отражении простенького больничного зеркала.