— Боже мой, я не знаю, что мне делать!

— Вы должны принять мои услуги… Я вас люблю, но клянусь зам быть благоразумным… Смотрите, шестой час, скоро вечер настанет, с вашими десять су вы нигде не найдете ночлега, ведь ужасно! Вам придется провести ночь под открытым небом. Пойдемте же, дайте мне вашу руку, у ворот парка меня ждет экипаж, мы скоро доедем до Парижа. Как вас зовут, но если вам неприятно, то не говорите.

— Нисколько, меня зовут Вишенкой.

— Итак, прелестная Вишенка, обопритесь на мою руку.

Вишенка сначала не решается, но благородный, откровенный вид молодого человека невольно располагает ее к доверию. Сравнивая его вежливое, любезное обращенье с дерзким ухаживаньем Фромона, она соглашается принять его предложенье. Он же, видя ее смущенье, берет ее под руку и уводит прежде, чем она успела на что-либо решиться.

Они идут скоро, при выходе из аллеи они встречают господина, который останавливается и как-то странно смотрит на Вишенку. Она узнает в нем того серьезного господина, которого встретила в конторе дилижансов в Париже, а потом в парке Сен-Клу. Незнакомец на этот раз строго посмотрел на Вишенку. Вишенка чувствует какое-то смущенье, потому что он встретил ее под руку с молодым человеком. Однако она его не знает, что же значит для нее мнение незнакомого человека.

Гастон заметил строгий взгляд, которым незнакомец посмотрел на Вишенку, и невольное движе ние при встрече с ним, и потому, продолжая вести ее под руку, он спросил у нее:

— Вы знаете этого господина?

— Нет… то есть я узнала, я его видела в конторе дилижансов в тот вечер, когда уезжала в Севр. А вы его тоже узнали?

— Я, нет, я замечаю только женщин, и притом хорошеньких. Но вот наш экипаж. Садитесь.

Щегольской экипаж ждал их у ворот парка. Вишенка, не зная, что каждый может нанять себе в Париже подобную коляску, думает, что имеет дело со знатным господином, поэтому стесняется, дрожит от волнения, не может сесть в коляску. Гастон подсаживает ее, сам садится возле. Гастон Брумиер слишком хорошо знал свет и женщин, чтобы не угадать, что в эту минуту происходило в душе молодой девушки. Он старается ее ободрить:

— Вы, может быть, думаете, что это моя коляска.

— Да.

— Совсем нет, это наемный экипаж, так делают, когда едут за город. Со временем, может быть, и будет у меня экипаж, а пока еще нет. Собственный экипаж, конечно, доставляет больше удобств, но не придает достоинства. Вы с этим согласны?

— Я думало.

— Ах, какие у вас хорошенькие глазки!.. И он покинул вас в гостинице. Какое было амплуа у этого актера?

— Он играл влюбленных.

— Ему следовало играть роли изменников, таранов. Кстати, обедали ли вы?

— Я… я выпила чашку бульона сегодня утром.

— Сегодня утром… ведь много времени ушло с тех пор. Это значит, что вы не обедали, я тоже не обедал. Как это удачно сложилось, стало быть, мы будем обедать вместе. Меня ждут у дяди, но я вечером извинюсь… выдумаю какой-нибудь благовидный предлог… О! Я найду, что сказать, в этом я никогда не затрудняюсь… Но мне необходимо отправиться туда вечером, меня там представят господину, назначенному членом посольства в Константинополе. Прежде поездка в Турцию улыбалась мне, я думал: «Проберусь в гарем и там натворю дел, произведу между одалисками возмущенье, за что меня, может быть, посадят на кол…» Но теперь я переменил намеренье, не хочу больше ехать в Турцию. Я постараюсь не понравиться этому господину, разговаривая с ним, я буду повышать голос… Ах, вот мы и приехали в Париж, как мне показалось близко. Извозчик, вези нас в Пале Рояль, напротив Вери… Бедняжка с самого утра ничего не ела, а теперь уже шесть часов. Какая бледная… Вам, может быть, нужно?.. Не знаю, как сказать…

— Я не понимаю вас.

— Какой приятный голос, ах, как я хорошо сделал, что пошел гулять в парк Сен-Клу. За обедом вы мне расскажете все ваши приключения, не так ли?

— Хорошо, мой рассказ не будет длинным.

— Если бы я вам стал рассказывать свои приключения, то рассказ бы вышел весьма длинный, повторялось бы все одно и то же, особенно развязка была бы всегда одинаковая. Вот мы и приехали, оставьте ваш узелок в коляске, она нас будет ждать.

Приезжают в ресторан. Изящный молодой человек требует отдельную комнату со всевозможным комфортом и заказывает обед. Вишенка на все окружающее смотрит с восхищением, она в своей жизни ничего не видела, чтобы могло сравниться с первым рестораном в Париже.

Гастон усаживает молодую девушку на мягкий диван, на который она с любопытством смотрела, но не решалась сесть, берет ее руки, восхищается ими и шепчет:

— Что за ручки, что за дивная ножка, в ней есть все, чтобы сводить с ума. Успокойтесь, милое дитя, я буду благоразумен, я вам обещал, это будет ново, даже оригинально. Было бы дурно с моей стороны злоупотреблять вашим положением. Пока нам будут готовить обед, не расскажете ли вы мне вашу биографию, но только помните, если вам неприятно, то вы можете этого не делать. Если есть у вас какая-нибудь маленькая тайна…

— У меня нет тайн, напротив, я хочу, чтобы вы знали все обо мне, чтобы вы знали, кто та особа, которую вы удостоили таким вниманием.

Вишенка рассказывает все своему новому знакомому, она ничего не скрывает, ни того, каким образом жила в Немуре, ни поведение Шатулье относительно ее, ни о гостеприимстве, оказанном ей Сабреташу, ни о сцене на сеновале и ее последствиях.

— Бедняжка, — говорит Гастон, — делайте же добро, будьте гостеприимны для того, чтобы потом… Люди, верующие в судьбу, скажут вам, что так и должно было случиться. Но вот обед подан, сядемте за стол, еда не мешает разговору, по крайней мере, я из числа тех людей, которые не могут одни обедать. Вообще я нахожу, что только тогда испытываешь полное удовольствие, когда есть с кем его разделить.

— Боже мой, как все это вкусно, как хорошо готовят в Париже.

— Вы находите все это вкусным, очень рад.

— Еще бы, я не узнаю все эти кушанья, вероятно, это все такие вещи, которых не бывало у Шатулье.

— Может быть, главное, чтобы вам нравилось, а вино, как вы находите?

— Я в нем ничего не понимаю, но оно вкусное.

— Это вольнэй, а теперь попробуем шампанское. Итак, мой милый друг, вы не знаете ваших родных?

— Увы, нет!

— Понимаю, что у вас это вызывает вздох, однако вы не одна будете в таком положении в Париже.

— Как вы думаете, могу я отыскать своих родителей?

— Если говорить вам откровенно, я сомневаюсь. Надо бы для этого стечения особенных обстоятельств. Это так странно, и потом кто же может ручаться за то, что ваши родители в Париже, может быть, они живут теперь в России, в Германии, в Англии!.. Однако ничего нет невозможного и с вашим медальоном… Ах! Покажите же мне тот драгоценный медальон.