палисадниками выросли 9-18 этажные здания. Но кое-где, впрочем, еще удается обнаружить следы старой исчезающей Соломенки.

Продолжим рассказ о пригородах. Для обывателя того времени, безвыездно проживавшего в Киеве, был мало заметен постепенный, но неуклонный рост города. Зато он ярко бросался в глаза киевлянину, возвратившемуся после нескольких лет отсутствия. Для него город в некоторых своих частях становился неузнаваемым. В Киеве появлялись новые улицы, вместо длинных заборов выросли каменные громады… Малосостоятельный элемент населения, устремившийся на окраины, также увеличил размеры домостроительства. Оно и неудивительно. В силу различных обстоятельств за десять лет – с 1900 по 1910 год – население увеличилось в два раза, сразу на 200 тысяч человек, для которых требовалось построить, по сути, целый город! И он был создан за относительно короткий промежуток времени. Возведение многоэтажных доходных домов было вызвано не только погоней за высотностью, но и желанием архитекторов и заказчиков украсить город образцами стильного зодчества, и велось под наблюдением первоклассных строителей и инженеров. Таким образом, некоторые улицы Киева тогда не уступали по красоте кварталам лучших городов Западной Европы: Вены, Парижа, Берлина… Всего за четыре года – с 1906-го по 1910 год – в Киеве было возведено 1021 здание весьма привлекательной архитектуры. Для большого города требовалось расширение торговой сети. Так, многие магазины начали открываться на второстепенных улицах, что, в свою очередь, оживило на них повседневную жизнь. Появились новые банки, банкирские конторы, агентства, представительства. Словом, развитие города шло во всех направлениях. При приросте населения, естественно, приходилось осваивать новые территории. Не только в центральных районах быстро застраивались существовавшие ранее пустыри, населенные пункты за городской чертой – небольшие поселки и селения – слились с Киевом, стали не предместьями, а частью города со всеми присущими ему благами цивилизации и… «временными трудностями».

А. Н. Вертинский. Фотография 1910-х гг. из коллекции автора

Описанный выше трудный опыт городских властей научил их, как впредь не допускать подобных ошибок. Могло ведь случиться и так, что независимость от Киева получила бы… Предмостная слободка, которая единственная на левом берегу Днепра не входила в Черниговскую губернию, в отличие от Дарницы, входившей в Остерский уезд, где по мере увеличения количества народонаселения (прежде всего – рабочего люда, приходившего в Киев на заработки), возводились на захваченных островных землях времянки и землянки. Конечно, город мог разогнать «захватчиков», ликвидировав незаконно возведенные постройки, но он поступил разумнее. За короткое время поселение на Трухановом острове было узаконено, параллельно создали поселковую управу, Дума выделила средства на проведение освещения, упорядочение дорог, планировку улиц, предоставила возможность кредита «лицам, желающим поселиться здесь навсегда». За короткое время на острове вырос образцовый поселок. Здесь даже построили традиционной на то время архитектуры церковь Св. Николая. В ней венчлись Николай Гумилев и Анна Ахматова. Открыли ремесленное училище, наладив при этом постоянное пароходное сообщение с Киевом. На первом этапе жители поселка арендовали у города земли за очень невысокую плату – всего копейка за сажень. Срок аренды заканчивался лишь в 1943 году. По иронии судьбы именно в это время поселок на Трухановом острове сгорел. Сейчас, насколько мне известно, родственники проживавших на острове пытаются что-то выгадать для себя у нынешних властей, но гласность сто лет тому назад несравнима с нынешней «молчаливой» согласностью. Когда-то о проблемах Соломенки, Труханового острова писали почти все киевские газеты, гласные Думы публиковали свои размышления в той же прессе, шли горячие споры… Все это работало на пользу обществу. Сейчас же нет и самого понятия «гласный». А ведь слово «гласный» является однокоренным со словом «гласность».

И на Лукьяновке «возгорелось пламя…»

Бывал ли Карл Маркс в Киеве?!

Маркс – одна из странных исторических фигур. Вся его жизнь состояла из непримиримых противоречий. А господствующим мотивом жизни было патологическое ожесточение. Сын еврея-выкреста (настоящее имя Мозес Мордехай Леви) из Трира, крестившего всех своих детей. Карлу любая религия была не по душе. Он также выступал против своих наставников в университетах, был противником любых правительств и даже социалистических лидеров, которые хотели руководить единолично. Яростно критиковал капитализм, но почти всю жизнь существовал на доходы от эксплуатации рабочих на фабриках Энгельса. Прожил большую часть в бедности, непомерной гордости, в крушениях своих надежд, в разочарованиях и ненависти. Маркс, как и все новообращенные, не жаловал евреев. Так, он однажды отозвался о Лассале как о «мелком еврее». Кроме того, в 1843 году Маркс написал статью «К еврейскому вопросу», из-за которой до сих пор ортодоксы сионизма говорят об антисемитизме этого философа. Но на самом деле нападал Маркс вовсе не на национальность, а на идеологию еврейского ростовщичества: «Какая мирская основа еврейства? Практическая потребность, своекорыстие. Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской Бог? Деньги. Деньги – это ревнивый Бог Израиля, пред лицом которого не должно быть никакого другого Бога». Эта цитата по душе всем юдофобам, цитировал ее даже Гитлер. Но в Европе того времени евреи могли заниматься лишь торгашеством и ростовщичеством. А именно торгашество, вне зависимости от национальности, ненавидел Маркс, помня, что еще апостол Павел писал: «Любовь к деньгам есть корень всего зла». Дикая оргия притязаний на власть и ее подлые захваты впечатляют меня как историка-аналитика, заставляют задуматься, что же в отличие от лживой марксистко-ленинской трактовки «история – это борьба классов» или другие, скорее, духовные силы движут обществом?

Еще меня волнует вопрос: Маркс был ли марксистом? Трагедия в том, что с самого начала в России была воспринята только мессианская сторона марксизма. Интеллектуальный марксизм, привезенный из Европы и существовавший там как одна из научных теорий, подлежащая критике, или как относительная гипотеза, не претендующая на всеобщность, на кондовой российской почве дала такой мутантный урожай, что содрогнулся весь мир. После столкновения с российской ментальностью, марксизм вышел совсем не похожий на себя. Тогда, да и сейчас, значительное большинство населения отчуждено от культуры и образования. Вот почему марксизм в упрощенной и рудиментарной форме превратили в догматизм, начетничество, в нечто вроде религиозного откровения. Главный акцент большевики делали не на объяснении, а на упрощении. Как догму! Народ получал марксизм из третьих, четвертых, не всегда чистых, рук. Его обкорнали, упростили, а кое-где и упразднили за ненадобностью. Меньше всего нужен был большевикам подлинный смысл наследия Маркса. Ленин писал, что ни один марксист еще не постиг Маркса. И тем легче было уложить марксизм в прокрустово ложе строго очерченных идейно-политических рамок, выход за которые расценивался не только как покушение на устои учения, но и на основы государства. Со всеми вытекающими последствиями… Герберт Уэллс: «…Маркс для марксистов – лишь знамя и символ веры,