Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А Харпер где?
– На работе, где ж еще.
– Как вам Средиземноморье?
– Волшебно. Столько воды в своей жизни не видел. Западный Техас слишком сух.
– У вас там все серьезно?
– У нас все прикольно, Амос. Вот в таком режиме мы и хотим нынче пребывать. Ни больше ни меньше. – Он встал и огляделся. – Ну, так как будем действовать? У тебя, я так понимаю, две тайны. Одна из давнего прошлого. А одна совсем из настоящего.
– Но обе взаимосвязаны. Мне так это видится.
– Итак, Мерил Хокинс выходит из тюрьмы, приходит к вам и заявляет, что невиновен. Хочет, чтобы вы с твоей старой напарницей доказали его правоту и обелили имя. Но в ту же ночь получает пулю.
– А вдова одной из его предполагаемых жертв исчезает.
– Ты, стало быть, думаешь, что это Сьюзан Ричардс пристрелила его и теперь в бегах?
– Не знаю, но картина именно такая. До сих пор не найдена ни она сама, ни ее машина. Что довольно странно в наши дни.
– Ну почему. Страна большая: кто захочет, исчезнуть может с концами. Взять хоть моего старика.
– Твой отец был в таких делах поопытней, чем, я полагаю, Сьюзан Ричардс. И исчез еще до того, как появились смартфоны с видосами и соцсети в придачу.
Марс пожал плечами:
– Доказательства вязнут в трясине. Леди так и не всплыла. И ты все еще не ответил на мой вопрос: как нам подкопаться под этого спермоглота?
– При прочих равных, нам нужно сначала раскрыть преступление прошлого; может, тогда прольется свет и на то, кто убил Мерила Хокинса.
– Но ты же распутал мое безнадежное дело. А здесь ставки еще выше. Хочешь выиграть?
– Не уверен, что соглашусь на такое пари.
– Голос из прошлого. Тогда, со мной, ты нашелся что делать. А теперь?
– Я уже переговорил с теми, кто имел к нему отношение. Вдовы. Дочь. Единственные оставшиеся соседи.
– А как насчет тех первых, кто прибыл на место? Копы, криминалисты? Медэксперты?
– Копы там больше не работают, давно поразъехались. Медэксперт три года назад приказал долго жить.
– Но у тебя до сих пор должны оставаться записи. – Марс постучал себе по лбу. – Вот здесь.
– Они у меня не все, – Декер вздохнул, – потому что… Потому как я не все их читал. Особенно данные медэкспертизы. Во всяком случае, поверхностно.
Марс удивленно поднял брови.
От Декера это не укрылось.
– От поступления звонка я там дневал и ночевал пять дней. Хотя это не оправдание. Но отпечатки и анализ ДНК – это такой верняк, что просто сбивает с ног, во всяком случае, я так думал. И в остальном был уже не столь прилежен. Что могло стоить Хокинсу свободы, а затем и жизни.
– Единственное, что делает тебя человеком, Декер. И позволь сказать, у меня имелись сомнения на этот счет. – Марс изобразил усмешку.
– Я не должен был ошибиться, по крайней мере так.
– И теперь ты пытаешься загладить вину. Делаешь все, что в твоих силах. Это все, что ты можешь.
Не услышав ответа, Марс подался ближе и доверительно спросил:
– Амос, скажи мне, что случилось? Я не узнаю этого парня. Что-то тебя гложет. Причем дело не только в том, что ты мог напортачить. А ну-ка, перец, выкладывай все начистоту. Иначе, без понимания, и сделать ничего будет нельзя.
– Понимаешь, Мелвин… Некоторые люди просто созданы для того, чтобы быть сами по себе. Работать в одиночку, жить, действовать… одни.
– И ты думаешь, что ты один из них?
– Мелвин, я знаю это. Чувствую.
– Амос, я был одиноким двадцать лет. Только я, стальные прутья и бетонные стены. Ну и дожидающаяся меня смертельная игла.
– А теперь я тебя не понимаю.
– Тогда давай я изложу яснее. Я был убежден, что я тоже одиночка. Что именно так и пройдет моя жизнь. Но я совершал ошибку.
– Это как?
– Я позволял обстоятельствам, находящимся извне, определять меня. Контролировать. Это неправильно. Еще хуже, чем лгать самому себе. Все равно что лжешь своей душе.
– Ты думаешь, что я примерно в таком положении?
– Во-первых, Алекс рассказала мне, как вы вдвоем оказались здесь. Навещали на кладбище твою семью.
Декер отвел взгляд.
– Ты чувствуешь себя привязанным к этому месту, и мне это понятно. Но ведь это не так. Ты отсюда переехал. Поступил в ФБР. А если б ты этого не сделал, я бы сейчас гнил в техасской тюрьме или, скорее всего, был бы мертв. Но речь не обо мне, а о тебе.
– Может, это было ошибкой – переехать, – промолвил Декер.
– Может, да, а может, и нет. Но суть в том, что ты сам сделал этот выбор. У тебя наилучшая в мире память, Амос. Нет ничего такого, чего бы ты не помнил. Я теперь знаю, что это и благословение, и проклятие. А с твоей семьей и тем, что с ней случилось, это вообще наихудшее из всех мыслимых событий. Но ведь есть же и хорошее? Все те счастливые времена? Ты ведь тоже их помнишь так, будто они случились только что. Я вот, например, даже не помню, как выглядела моя мама. В самом деле не помню ни прикосновений ее, ни улыбки. Не помню ни одной своей днюхи, когда был маленьким. Я лишь вынужден представлять, как это было. Ты же можешь все это воскрешать в памяти. Можешь переехать хоть в Сибирь, попасть там в пургу, а закроешь глаза – и вот ты уже снова здесь, ужинаешь со своей женой. Держишь ее за руку. Собираешь в школу Молли. Читаешь ей книгу перед сном. Это все здесь, чувак. Все уже здесь.
Декер наконец снова посмотрел на него.
– В этом самое трудное, Мелвин, – голос его пересох, ломался. – Я всегда буду сознавать это так четко, будто это было вчера. Знать, как чертовски много я потерял.
Марс подсел рядом и обвил ручищей широкие плечи Декера.
– Это и называется жизнью, дружище. Все хорошее, плохое и уродливое. Главное, не позволяй двум последним принижать первое, потому что первое – оно и есть самое важное. Если ты удерживаешь его в живых, то тебе по плечу справиться с чем угодно. Это и есть божеская истина.
Они сидели молча, но с неизменной точностью передавали друг другу свои чувства, как это часто бывает между близкими друзьями.
– Алекс бы вряд ли это одобрила, – хохотнул Марс.
Они стояли в вестибюле «Резиденс Инн» у буфетной стойки. Было время завтрака, и еда на ней являла собой подлинный кошмар кардиолога.
– Раньше эта часть дня была у меня любимой, – ответил Декер, вожделенно озирая блюда с беконом, пухлыми сосисками и яичницей, а также стопки блинчиков, вафель и кувшинчики с сиропом.
– Но она не баловала тебя взаимностью.