Огромное помещение спортзала терялось вдали, как вокзальныйперрон. По сторонам от центрального прохода работали на тренажерах десяткилюдей, по большей части, конечно, мужчин, хотя молодые спортивные девушки тожепопадались.

Слева трое поджарых парней лупили боксерские груши, за нимиплечистый смуглый атлет с хриплым выкриком поднимал штангу. В глубине залаМаркиз увидел боксерский ринг, вокруг которого собралось несколько человек,свободных от занятий. По рингу передвигались двое блестящих от пота мужчин,время от времени обмениваясь ударами.

— Вы хотите к нам записаться? — раздался рядом сЛеней низкий хрипловатый голос. Маркиз обернулся и увидел худого высокогомужчину с полотенцем на плечах. — Вам это очень не помешает. —Мужчина окинул Ленину фигуру оценивающим взглядом профессионала.

— Я хотел бы поговорить с Феликсом, — негромкопроговорил Маркиз.

— По какому вопросу? — Голос мужчины стал холодными настороженным.

— Я могу сказать это только ему самому… — И еще тишеМаркиз добавил:

— Я от Клавы.

— От Клавы? — Мужчина поднял брови. — И какона поживает?

— Он поживает хорошо, — ответил Маркиз, —смотрит бокс, протирает бокалы, базарит с клиентами.

— Ну-ну, — хмыкнул мужчина и пошел в глубину зала,сделав Лене знак следовать за собой.

Подойдя к боксерскому рингу, Ленин провожатый окликнулполноватого плечистого мужчину в оранжевой футболке с надписью «Семинолы»:

— Феля, к тебе тут пришли.., от Клавы.

— Ноги, ноги сгибай! — крикнул «семинол» одному избоксеров и повернулся к Маркизу:

— Я Феликс. Чем могу помочь?

Леня вынул из кармана листок с рисунком — два сцепившихся всмертельной схватке паука — и показал его Феликсу.

Лицо Крошева, только что казавшееся вежливым идоброжелательным, мгновенно изменилось.

Подбородок отвердел, скулы резко выступили, глаза загорелисьяростным огнем. Он надвинулся на Маркиза, схватил его за лацкан и прошипел сненавистью:

— Все не можете меня в покое оставить? Мы ведь вродеуже обо всем договорились! Что вам еще нужно?

За спиной Маркиза тут же оказался его провожатый. Он схватилЛеню за руку и резко завел за спину. Охнув от резкой боли, Леня с трудомпроговорил:

— Феликс, Феликс! Я же сказал — мне дал этот адресКлава! Я вовсе не от «пауков»!

— Правда, что это я, — Феликс смутился, лицо егосмягчилось, — не посмели бы они прямо сюда… Прости, очень уж у меня с нимитрудные были разборки… Леха, отпусти его!

Леня растирал руку, а Феликс посматривал на него сосмущенным, но в то же время насмешливым выражением:

— А зачем ты мне эту картинку сунул? Клава знает ведь,что для меня эти пауки — как красная тряпка для быка!

— Мне про них надо бы разузнать, а Клава и сказал, что,кроме тебя, никто ничего не знает…

— Это точно, — Феликс усмехнулся, — а есликто и знает, то вряд ли захочет говорить… Видел у меня металлоискатель навходе?

— А как же!

— Это из-за них пришлось поставить. И камеру надвходом, и охрану… Ни в одном спортзале такого нет, а мне приходится. Потому чтоя с «пауками» в сложных отношениях. Вроде настоящая война кончилась, обо всемдоговорились, а все равно оборону держу. Потому что я от них ушел, а они этогоне прощают и раньше или позже постараются отомстить. Так что я тебе от всейдуши советую: не лезь в этот гадюшник!

— Я одного человека ищу, — проговорил Маркиз,когда Феликс замолчал, — а у него эти самые пауки на руке наколоты. Другихзацепок нет, вот и пришлось по этой ниточке искать.

— У меня тоже на руке была такая картинка, —Феликс показал Маркизу левую руку, — с трудом вывел. Кого ты ищешь-то?Вроде ты на мента не похож.., и не прислал бы Клава мента…

— Не беспокойся, не мент. Вот, посмотри, не знаешь лиэтого парня? — И Леня протянул Феликсу фотофафию из «Белого оленя».

Феликс внимательно разглядел снимок и вернул его Маркизу.

— Знаю я этого пижона. Разъезжает на желтом «порше»,строит из себя крутого. Папаша у него какой-то воротила — то ли банк у него, толи завод, а сыночек умеет только тратить папины деньги. Для того и к «паукам»сунулся, что думал — это ему еще крутизны добавит. Только «пауки», они ребятахитрые — к ним войти просто, да выйти нельзя, и папины деньги не помогут.

Я вот только и сумел от них вырваться, да и то сплю с техпор вполглаза.

— Желтый «порше», говоришь? — повторилМаркиз. — Спасибо, это уже зацепка! А зовут как этого пижона?

— Вася. Уж извини, фамилии не знаю, фамилии там друг удруга не спрашивали.

— Спасибо, и так хорошо.

Маркиз пошел к двери, и Феликс сказал ему в спину:

— Клаве привет передавай.

Когда Маркизу нужно было что-то, связанное с машинами, онобращался к своему старому знакомому, отзывавшемуся на странную кличку Ухо. Ухоразбирался в машинах как бог, мог в считанные часы устранить любую поломку илиугнать любое транспортное средство от инвалидной коляски до многотонногорефрижератора или президентского лимузина. Один раз он раздобыл для Лени дажеинкассаторский броневик.

Сейчас Леня связался с Ухом, чтобы узнать координатымолодого человека по имени Вася, обладателя желтого «порше».

— Желтый «порш»? — переспросил Ухо. — Какиепроблемы? Записывай координаты…

Придя домой, Леня застал разоренную квартиру, насмертьразобиженного на весь свет кота и Лолу, увлеченно читающую какую-то толстуюкнигу. Пу И дремал рядом с хозяйкой, попугая нигде не было видно.

— Что это у вас произошло? — Маркиз задал этотвопрос совершенно машинально, он и так уже понял, что Лола не в духе и чтообеда по этому поводу в доме нет.

— А ничего не произошло! — невозмутимо отозваласьЛола. — Попугай скинул со шкафа мою любимую вазу, причем очень дорогую,кот чуть не разорвал на куски Пу И, так что нам пришлось убежать из дома, а вобщем, ничего особенного не случилось…

— Аскольд никогда не нападает первым! — Леня тутже стал на сторону любимого кота. — Пу И сам его довел!

Пу И повернулся на кровати и поглядел на Маркиза с тихойукоризной.

«Разве я могу сделать что-то плохое? — говорил еговзгляд. — Как вам всем это могло прийти в голову?»

— Скажите, какой милый песик! — восхитилсяМаркиз. — Просто сама невинность! С чего это на тебя Аскольд такополчился?

Лола честно рассказала Лене про коварство попугая. Маркизтут же вспомнил про два испорченных подлой птицей пиджака и разъярился не нашутку. Особенно его задели моральные страдания своего любимца Аскольда поповоду потери любимой игрушки.