Луна уплыла на западную сторону небосклона, но ночь заканчиваться не собиралась. До рассвета еще пара-тройка часов.

Витька вылез из катера вслед за мной, спрыгнул с борта, брызнув водой, выбрался на берег, хлюпая ботинками.

Оглушительно квакали лягушки, заунывно вскрикивала какая-то птица. Ночь в этих северных краях была ощутимо прохладнее — но не настолько, чтобы мы замерзли. Этим вечером шел дождик, а сейчас от облаков не осталось и следа — их давно смело за горизонт. Я подумал, что даже дожди на севере Вечной Сиберии слабоватые, не впечатляющие, не такие, как в Поганом поле на юге — проливные, тропические, подобные Ниагарскому водопаду, когда не видно ни неба, ни земли.

— Ива, ты говорила про пирс, — сказал я. — Где он?

— Немного ниже по течению, за мысом. Я подумала, что там может быть охранник, который поднимет тревогу, увидев незнакомых людей…

— Предусмотрительно, — похвалил я. — Сколько нам пилить по лесу?

— Около пятнадцати километров по прямой.

— Ого! По лесу да по не прямой на это часов пять уйдет! Заглянем, пожалуй, к охраннику, если он есть.

— Зачем? Я знаю дорогу.

— У нас с тобой, Ива, один желудок на двоих, а думать том, как его заполнить, должен только я? У охранников должна найтись еда.

Мы с Витькой углубились в лес, прошли немного и остановились. Подлесок здесь был слабый, что радовало: идти будет легко, не как в джунглях Детей Морока. Дальше я пошел один — знакомиться с охранниками, если они вообще там были.

Оказалось, охранники были. Сразу двое, смена. Жили они в деревянной избушке на берегу, возле обещанного Ивой пирса. Информация из чип-эгрегора относительно охраны была какая-то противоречивая. Похоже, нуары вообще этим не интересовались, а свежеподключенные “верхние” князьградцы “путались в мысленных показаниях”. Не те люди, видимо, подключились.

Третьим оком я узрел одного охранника в избушке. Судя по токам энергии, он дрых без задних ног. Второй бдил на вышке у пирса — покашливал наверху и вспыхивал огоньком сигареты.

Я подавил ребяческое желание потихоньку залезть на невысокую вышку и напугать охранничка. Вместо этого просто выманил волшбой — это получилось без прямого зрительного контакта. После эпохальной битвы с эгрегором морлоков мои возможности заметно подросли. Помогла Ива, которая каким-то образом упорядочила все мои опции и скиллы, после чего совокупная мощь моего сознания выросла в разы.

Охранник слез по вертикальной лестнице с автоматом за спиной и вытянулся передо мной. Это был бородатый мужик в телогрейке, на которой был нашит Знак Вечной Сиберии.

— Вас двое? — спросил я.

— Так точно.

— Еда есть?

— Есть.

Я присмотрелся к его багровой роже при свете лампочки над входом в избушку.

— Бухаете?

— Никак… — начал он, но осекся. Волшба вынуждала рубить правду-матку. — Да. “Тишь-да-гладью” на самогоне балуемся.

— Кто к вам приплывает?

— Каторжных привозят нет-нет. Лес на баржах увозят. Припасы привозят. Иногда начальство заглядывает. Но редко.

— А назад каторжных увозите?

Охранник округлил заплывшие глазки.

— С каторги только вперед ногами… У них и кладбище свое есть в лесу.

— Сегодня кого-нибудь ждете?

— Кто ж его знает? — пожал широкими плечами заколдованный страж.

— Ладно. Отдай автомат и открой избу.

Мужик подчинился. Я проверил магазин и рычаг предохранителя на оружии, закинул ремень через плечо, вошел вслед за мужиком в избу. В отличие от жилья бабы Марины — злобной старухи, заманивающей странников к сыну Мороку в чаще — изба была оборудована узкими, похожими на вертикальный гроб, сенями, забитыми всякой хренью вроде сапог, лопат, грязных половиц, баклажек и забитых окурками самодельных пепельниц.

В целом, срач, открывшийся нашим взорам, когда мужик включил пыльную лампу, был феерический. И пахло соответствующе: табаком, плесенью, чем-то кислым и одновременно тухлым.

— Чего ж вы так засрались-то? — пожурил я, брезгливо сморщившись. — Если живете вдали от цивилизации, это еще не повод превращаться в животных.

— Ну дык эт не мы, — с готовностью сообщил мужик. — Это до нас вахта мусор не убрала. А мы че? За них должны убираться, что ль? Общее хозяйство, дык все и должны прибираться, а не только мы…

— Показали бы пример, убрались бы первыми, — наставительно сказал я, сам не понимая, зачем веду эти нравоучительные беседы.

— Уберемся, а другая вахта обратно нагадит! Так и будем убираться всю жизнь. Кто везет, на том и едут.

Я покачал головой и не стал продолжать. Все и так понятно. Если собственность общая, то она ничья. Никто не чувствует себя хозяином-собственником, и никто не парится насчет того, чтобы содержать хозяйство в порядке. В Вечной Сиберии всем владеет государство, а государство — это не человек, а нечто непонятное. Ему, по большому счету, начихать на то, в каком виде пребывают сторожки и бараки. Главное, чтобы квест-башня сверкала и поражала воображение.

Вот в Республике Росс эту фишку раскусили. У них на все есть единоличный собственник, который заботится о своей собственности. Нет лишь самого главного собственника, который владел бы всей Республикой, но тогда Республика превратилась бы в феодальное царство, а собственники статусом ниже — в вассалов царя.

Мы вошли в одну из двух комнат избушки. Навстречу нам выскочил второй охранник — молодой парень примерно моего возраста в линялой пижаме с дырками, худой, белобрысый, с красными влажными губами, большими глазами и загнутыми длинными ресницами. Родись он девкой, был бы местной красоткой. А так — получилось ни то, ни се.

— Федя! — выдохнул он. — Начальство приехало, что ли? Чего не разбудил?

Он был здорово напуган, что проспал прибытие начальства. Интересно, что бы он сделал, если б знал заранее об этом? В сенях прибрался бы? Вряд ли.

— Спокойно, — сказал я, обрушивая на него ментальный удар, подавляющий волю.

Но воля не подавилась. Белобрысый заморгал своими чудесными ресницами, раскрыл рот. Перевел взгляд с довольного, как сытый кот, Феди на меня, уставился на автомат, висевший на моей груди. Прохрипел:

— Это кто такой, Федя? Ты чего его пропустил? Предатель!

Заорав, схватил со стола кухонный нож и кинулся на меня.

Я немного растерялся. Никак не ожидал сопротивления после магического воздействия. Наверное, бывают такие индивидуумы — чрезвычайно устойчивые к гипнозу, внушению и волшбе. Правда, то, что он бросился на человека, вооруженного автоматом, с одним кухонным ножиком — скорее всего, тупым, — свидетельствовало о том, что кое к чему он все же неустойчив. Квест-пропаганда напрочь прожарила ему мозги.

Я отбил нож дулом автомата и пнул белобрысого в живот. Он пошатнулся, но не упал. И не выронил нож. Невнятно выругавшись, снова атаковал.

Автомат