Его фраза убедила меня, что паренёк явно ошибся адресом. Я попросила его покинуть мою обитель.

– А что не так?

– Всё не так. Видишь ли, если для тебя живое общение выглядит как желание тебя заболтать, если ты считаешь, что, придя ко мне, на мою территорию, ты имеешь право диктовать мне условия, то ты ошибаешься. Моя территория – мои правила. Всё, последняя жизька сгорела, как в игре. Вижу, что мы с тобой не поладим.

Он упирался и не хотел уходить. Десять минут после вердикта было потрачено на то, чтобы выдворить его вон.

Когда всё-таки он оказался за порогом, он по-детски и с плохо скрываемой ненавистью прикрикнул на меня.

– Я обиделся!

Я с трудом сдержала смех и попыталась сделать выражение лица как можно более равнодушным.

– Я обиделся и буду жаловаться! – ещё раз пропищал он.

Здесь я уже не смогла сдержать иронии.

– Жалуйтесь.

Не успела я как следует просмеяться после его ухода, как мне на телефон пришло сообщение.

«Ты неадекватная», – написала мне принимающая заявки сторона, которая и отправила мне этого индивидуума.

Я не мешкая сделала ей звонок.

– Почему?

– Гость так говорит. Он позвонил мне и сказал, что ты обозвала его наркоманом, что ты грубиянка и хамка. И что к тебе он больше не пойдёт, что есть другая, более адекватная девушка.

– Пусть катится ко всем чертям! Любопытно, что он тебе не сказал, почему я его спросила про наркотики. Он тебе не сказал, что он косой? И при этом не добавил, что он – наглый двадцатидвухлетний идиот, который разговаривает в неподобающем тоне и при этом диктует мне правила поведения? Если его что-то не устраивает, пускай идёт, меня он тоже не устроил, мы поняли друг друга. А звонить и жаловаться тебе – это очень по-мужски! Жалкие, нежизнеспособные мужчинки меня не возбуждают.

– Понятно.

Разговор был закончен.

В последнее время мне всё чаще приходилось объяснять телефонистке мои принципы работы. Пол года назад заказов было больше, поэтому мои развороты мужского населения не так бросались в глаза, но наступило время затишья, и диспетчер была готова биться за каждую копейку. Девушки были для неё кусками мяса, приносящими деньги, не более того. Её мнимая забота была до поры до времени, а потом вскрылась, как давно назревший гнойник.

Ябеда

К ссорам с сутенёршей и хамствам приходящих клиентов добавилась ситуация со звонарями.

Приятели Кости, любители посещать злачные места, поведали ему, что я снова ступила на скользкий путь.

После чего он встретился с моей матерью и в подробностях рассказал, чем занимается её дочь. Сделав грязную работу, сам того не подозревая, он сыграл мне на руку.

Мать, толкнувшая меня в бездну, уже давно никакие могла подействовать на мои поступки. Не имевшая на меня влияния и потерявшая полный контроль надо мной, она могла лишь смириться с фактами моих решений, не принимая в них никакого участия.

Я никого не обвиняла в своей жизни и в том, как она сложилась, но отрицать факт жестокого маминого толчка в спину было бы глупо. Я знала, благодаря кому я оказалась в проституции, но я также понимала, что последнее слово было за мной, потому что это была моя жизнь, и выбор в ней сделала я сама. Я не воспринимала мать как зло во плоти, потому что именно благодаря маминому примеру в моем лице я всегда очень трепетно относилась к возможности женского организма забеременеть, не строила иллюзий по поводу материнства, не рассматривала ребёнка как способ манипуляции мужчинами, не узнала, что такое аборт и не столкнулась с муками совести по поводу абортного вопроса. Даже когда я жила с Костей, мы всегда предохранялись. «Обратно не затолкаешь» – эта фраза глубоко впечаталась в моё детское сознание, став в какой-то степени частью меня.

Возникший страх старости и одиночества с учётом прожитых лет сквозил от материнских слов, и, стараясь всячески отговорить самостоятельную девушку от занятия проституцией, она воспринимала меня в качестве стакана с водой, но не как дочь. Так и не осознав всю тяжесть ноши, которую она взвалила на меня в детстве, мать не просила прощения, но мне оно было уже и не нужно. Всё, что могло случиться, давным-давно случилось. Мне было противно наблюдать за её стенаниями и жалостным плачем, но даже это я смогла отключить, не воспринимая её эмоции. Ненужное во мне перегорело. Жалеть её было бессмысленно. Когда-то она ломала жизнь собственному ребёнку, и лишь чудом её ребёнок выжил. Сейчас она пыталась сделать это вновь, но другими методами.

Я не оправдывалась, не извинялась и не спорила. Я молча ждала, пока она проревётся. Мама пришла, поплакалась и ушла. На этом наша история закончилась.

– Тем не менее, надо же, каков наглец! Вы друг другу уже никто, а ему всё неймётся! – возмущались девчонки, когда я рассказывала им о своей ситуации.

Он думал, что таким образом вставит мне палки в колёса. На самом деле он добавил угля в печь моего паровоза, несущегося на всех парах по заснеженной забытой уральской железной дороге. Теперь мне не нужно было скрываться, изворачиваться и врать.

Ожидая моей реакции на его выходку, он ничего не получил в ответ. Я не позвонила и не устроила скандал, вычеркнув его из своей жизни ещё тогда, когда он ударил меня в последний раз.

И всё-таки ябедничать нехорошо.

Зарисовки

Фильтр становился качественнее, а отношения с начальством – всё хуже и хуже. 

* * *

Зашёл как к себе домой и, не успев сказать даже «привет», разулся, нагло и разнузданно вторгшись на мою территорию. Он считал себя королём жизни, который за свои деньги может вести себя так, как посчитает нужным. Далее последовал шлепок по моей мясистой части тела.

– Молодой человек, вы не считаете, что слишком много себе позволяете для первого знакомства?

– Да ладно, чё ты!

– Ты? Не помню, что бы пила с вами на брудершафт. Покиньте, пожалуйста, помещение! – уже твёрдо и недобро сказала я.

– Да что ты из себя строишь! Ты же шлюха!

– Серьёзно? А ты кто?

На этом месте его фантазия закончилась, и насколько быстро он разулся, настолько же быстро обулся и отчалил. 

* * *

– Привет!

– Привет!

– Я правильно понял, ты стоишь <…> рублей?

– Не я стою, а моё время стоит. А сколько стоите вы?

– Я бесценен.

– Знаете, мне кажется, что я настолько опытна,