Виржиния, Джорджия и Нью-Йорк королевские колонии, управляемые назначенным Лондоном генерал-губернатором. В Коннектикуте, Мэне, Массачусетсе, Нью-Хэмпшире, Род-Айленде заправляют местные советы. Пенсильвания почти целиком принадлежит потомкам Уильяма Пена. Она появилась по банальной причине: король Карл II задолжал шестнадцать тысяч фунтов и то ли не имел денег расплатиться, то ли пожадничал, подарив кредитору земли в Америке. Почти целиком сельскохозяйственные Джорджия, обе Каролины вечно ссорятся с более развитой Новой Англией. Еще и территориальные претензии друг к другу, помимо таможней.

Получив общего врага, они неминуемо вынужденно сплотятся. А надо расколоть нестойкую коалицию, давая одним льготы, другим то же представительство, третьим (особо неуживчивым) шиш. Рецепт не новый, исправно действующий в течение многих столетий. Почему бы не использовать?

Есть и второй вариант. Довольно жесткий. Резко сменив фронт, Россия бросит на весы Европы свой тяжелый меч, и Франции станет не до далеких колоний, а Англия освободит достаточные силы, чтобы задавить восстание колонистов. Только не понять, с какой стати отдуваться за неоднократно пытавшихся кинуть Петербург англичан.

Дипломатическая революция с переворотом союзов больно ударила по России, в очередной раз доказав: они не считают нас равноправными партнерами. Источником сырья — да. Ни в коей мере не союзником. Ганновер оказался для британской династии важнее даже сестры, сговоренной (уже пребывала в Петербурге) за царя.

Да что там говорить! В соответствии с действовавшим Навигационным актом российским судам в английских портах приходилось платить высокий процент тоннажного сбора (втрое, а то и вчетверо больше, чем с собственных судов Великобритании), а кроме того, запрещалось посредничество России в торговле Британии с кем бы то ни было, то есть русским судам дозволено привозить в Англию лишь товары, непосредственно произведенные либо добытые в России, в то время как англичане могли доставлять в нашу страну «всякие товары и вещи». Русские не могли также торговать с колониями Великобритании.

Да, нам требовался этот приток серебра, и баланс в торговле неизменно оставался в нашу пользу. Мы стали гнать ресурсы в Англию, а деньги, получаемые от торговли, нередко вкладывали в еще большую добычу ресурсов и тех товаров, которые у нас покупали (речь прежде всего о хлебе и о тканях из льна и пеньки). Очень долго, даже и сегодня в Англию поставлялось железо. Дело в том, что своя руда там имелась, и в немалом количестве, а вот лесов почти не было. Жечь в домнах нечего.

В середине пятидесятых годов восемнадцатого века произошел технологический прорыв. Британцы научились выплавлять качественный чугун на коксе. Это обожженный уголь, очищенный от всех примесей. Уже заметно, как раз через те самые пресловутые лет тридцать, которые отвожу на скачкообразный рост населения, остров перестанет нуждаться в привозном товаре из России. Железной руды и угля на острове завались, дерево можно везти из Америки. Пенька и лен имеются в достаточном количестве в Канаде. Взаимная заинтересованность исчезнет быстро. А вот политические противоречия не растворятся ни с того ни с сего. В ближайшем будущем Англия превратится в соперника.

Так нужно ли поддерживать ее в борьбе с колониями? Занятный вопрос. Я прекрасно помню ненависть по поводу США, изливавшуюся с экрана телеящика и газет. Оно и понятно, СССР проиграл «холодную войну», развалился, и мировым гегемоном стал бывший враг. А одаривать за бесплатно и кормить бывших противников злыдни не собирались. Они не прочь были скупить по дешевке достижения и сырье, но благодеяниями не занимались. Обидно, и хочется вернуться в золотые времена, когда все боялись и не смели возражать. Особенно это касалось бывших сателлитов и республик СССР.

А ведь если подумать трезво, поставки оружия из США и в Первой, и Второй мировых войнах помогли победить Германию. И если Второй рейх был достаточно цивилизован, то от Третьего население оккупированных территорий хлебнуло лиха по полной программе. Убить североамериканские штаты, пока они чайник, а не паровоз, и другой рукой способствовать усилению Пруссии, копая своей стране яму? Оригинальный рецепт построения светлого будущего.

Так… Ладно… Заходим с другой стороны. Рано или поздно штаты, даже оставшись в составе Британской империи, превращаются в доминионы. По отдельности они слабее и идут на поводу у английской монархии. То есть вроде бы расклад не особо изменился. Не так! Имея за спиной мощь США, Лондон станет вести себя совсем иначе. Много агрессивнее.

Франция для него в двадцатом веке не соперник. Союзник на континенте уже не так необходим. Точнее, сильный не востребован. А вот слабый — та же Германия. И она в новом виде становится союзником против вечного врага, Парижа. В поисках решения противоречий в Азии Япония плюс Англия против Петербурга. Как бы весь этот расклад не превратился в гораздо худший разгром России, чем в моей прошлой реальности.

Слишком много неизвестных факторов, включая развитие стран. Мы можем подняться больше за счет приданного толчком ускорения. Доминионы в Северной Америке запросто способны оказаться на порядок слабее. За счет отсутствия единого пространства, замедленного распространения вглубь континента — британцы этот процесс сознательно сдерживают, — и иных отношений с Испанией. Может, все эти Калифорнии, Техас и Флорида так и останутся за Мексикой, а Аляска за Россией.

Не просчитывается. Политику будущего вычислить невозможно. Тут имея немалые возможности и влияние, вляпался на пустом месте. Человеческий фактор, будь он неладен.

Вывод, вывод… Горячку пороть не имеет смысла. Вмешиваться тоже вряд ли. Не хочу из самых замечательных побуждений завалить все. Пусть идет, как идет. А я понаблюдаю — рассосется само, или все же я поломал нечто важное и история сдвинулась.

— Что случилось?! — в откровенном ужасе воскликнул я при виде Гены.

В первый момент я его не узнал. Не виделись мы меньше года, но он за этот срок превратился в жуткую карикатуру на себя. Высох, страшно исхудал и смотрит определенно с той самой тоской, коя у смертельно раненных в глазах.

— Вот тут, — совершенно спокойно сказал он, показывая на бок, — если пощупать, с хорошее яблоко имеется опухоль. Помираю я.

— Так какого черта не сообщил раньше?!

— И что бы ты сделал? Врача бы хорошего нашел? Пойдем в беседку, — предложил он, увлекая меня за собой. — Я и сам догадался заскочить к докторам. — Он криво усмехнулся. — Не маленький, чай. Смотрели. Не один. Резать надо, да поздно. И так и эдак без пользы.

Я обнял старого друга, невольно поражаясь, насколько он стал маленьким и тщедушным.

— Да брось, все мы смертны. — Геннадий, похлопав меня по спине, отстранился. — Когда-нибудь должен был подойти срок.

— Торопиться-то не надо.

— Ты не представляешь, какие боли бывают, — сказал он с отчетливой тоской в голосе. — Я бы выл, да, на счастье, есть такой Михаил Васильевич Ломоносов, придумавший морфий. Мне теперь без разницы, — добавил он, заметив на моем лице озабоченность, — в этого… зависимого не превращусь. Не успею. Уже такая доза требуется, что скоро совсем помогать перестанет. Хорошо хоть позволить себе могу. Человек твоими стараниями не бедный.