Я вздрогнула. Настолько искренне и резко прозвучали её слова.

– Я подпитывала себя этим чувством, представляла свою встречу с тобой. Я не знала как, но верила, что отомщу. И ты будешь так же страдать, как страдала я. Конечно, детский дом немного меня отрезвил. Там я поняла, что всё будет намного сложнее, чем мне казалось поначалу. А потом появились Андрей и Галя. Всё было более или менее нормально, но после концерта на восьмое марта и моего выступления на нём всё пошло куда-то не туда. Андрей стал как одержимый преследовать меня, за что я постоянно получала от Гали. А когда добровольно я ему не сдалась, он… они…

Настало время содрогаться от страха Соне. Она перевела дух и продолжила:

– Они мне показали, что такое действительно ненавидеть, а ещё бояться. И за это я ненавижу их ещё больше. Они дали мне понять, что такое страх. Страх быть избитой, брошенной в холод, полностью раздетой, обнаружить все свои вещи изрезанными в лохмотья, отравиться съеденным обедом, получить ожоги на теле от потушенных сигарет или смотреть, как подружку насилуют, и не иметь возможности ей помочь, или занять её место и самой стать изнасилованной… – я резко повернулась к ней, ища в глазах ответ на вопрос о последнем сказанном, – нет, он не успел, – понимая меня без слов, отвечает Соня, – хотел сегодня. Но не успел. И вот тут я должна поблагодарить тебя. Как бы я тебя ни ненавидела, то, что ты сделала сегодня для меня… Я не знаю, что сказать. Я не перестала желать тебе зла, но теперь я точно не желаю тебе смерти.

В ту ночь мы с ней не спали до рассвета. Говорили немного, больше молчали, раздумывая о том, что было уже сказано, и что осталось ещё на душе.

По факту мне было нечего излагать. Эти два года я просто существовала.

Да, кто-то, услышав, что я не была счастлива все два года в Майами, скажет, что «с жиру бесилась». Но я не жила. Я просто была, как данность. Ела, пила, посещала психотерапевта. И, возможно, так бы продолжалось и дальше, если бы не сны, в которых ко мне приходила мама и разговаривала. Просила помощи, но не своим нежным и до боли родным голосом, а мягким и мелодичным сопрано маленькой девочки. А я не могла ничем помочь. Даже близко подойти не получалось. Не дотягивалась руками, как бы ни старалась. Бывало, во снах она исчезала, я спешила к ней, рвалась, цепляясь за всё подряд, но ничего не помогало. Порой я начинала бежать к ней, но что-то тяжёлое как трясина засасывало мои ноги, и я не могла сделать и шагу, подтягивала своё тело руками, но все мои попытки были тщетны, а голос мамы всё звал и просил ей помочь.

И только когда я разобралась в своём сне, я совершила перелёт над Атлантикой. И как выяснилось – не зря. Мне действительно надо было это сделать.

Соня больше ничего не хотела рассказывать. Как она недовольным тоном добавила под утро: «Я и так слишком много наговорила».

Ей было некомфортно поначалу у меня дома, и поэтому первую половину ночи мы просидели на кухне за горячим чаем. Потом поняли, что проголодались, и приготовили вкуснейшие вареники. Вернее, готовила Соня, а я лепила.

После мы переместились на диван и смотрели комедию. Да так и уснули обе перед экраном телевизора.

Весь следующий день ходили полусонные, заказали домой вредной еды и снова сидели перед монитором и смотрели фильмы. Делали всё возможное, чтобы отвлечься от реальности и не думать о том, что произошло.

Квартира у меня в американском стиле. Гостиная и три спальни: родительская, моя и для гостей. Как раз там я и постелила Соне. Думала у себя её уложить, чтобы она не боялась ночью на новом месте, но потом передумала. Так как я только вернулась, у меня в комнате стоял неразобранный чемодан, и вообще был бардак. Вещи распаковывать совсем не хотелось, хотя я прекрасно знала, что обратно не вернусь, и квартира, которую мы снимали с родителями, уже сдана. И всё равно меня не покидало чувство, что я тут ненадолго.

Утром второго дня позвонил дядя Саша и сказал срочно приехать к ним. Вот тогда все и закрутилось.

Он беспокойно ходил туда-сюда. Уж не знаю, что ему рассказал его сын, но дядя выглядел очень озабоченным. Завел нас в свой кабинет и спокойно, но со всеми подробностями обо всём расспросил Соню. После, отправив её кушать вкусности тёти Тани, поругал меня за самодеятельность. Но не успела я ещё выйти из его кабинета, как он звонил по своим знакомым и узнавал, как и что лучше сделать. И началось.

Сначала написали жалобу на руководителя детского дома, её быстро рассмотрели, но с отстранением тянули пару дней, так как оказалось, что родной отец этого Кощея является мэром города.

Но связи дяди – с верхов, как-никак столица. Поэтому после угрозы: «Пока дело не дошло до прокуратуры», папенька отступил. Не успели мы обрадоваться такому приятному началу, как вылезла ещё одна проблема.

Пользуясь руководящей должностью, мэр продал здание приюта с торгов как «убыточное для города» за копейки, и не кому-нибудь, а своему незаконнорожденному сыну, которым оказался тот самый Константин Николаевич, то есть Кощей.

И на данный момент администрация города арендует у него это здание для детей, которые оказались без родительского опеки.

А когда мы захотели сместить с должности этого Константина Николаевича, вся их схема всплыла.

Обо всех их махинациях мы узнали от Татьяны Николаевны, которой Кощей приходится сводным братом по матери, а по свидетельству о рождении – родным.

Документацию их аферы проверили – всё чисто провернули, он мэру никто, тут не подкопаться.

Поэтому встал вопрос о том, чтобы перекупить здание у Кощея. Сумма большая. Возможно, дядя Саша и смог бы выкупить это здание, но он этого не сделал. И как выход из ситуации – выкупить его по реальной рыночной стоимости. Оформить всё на человека, который болеет душой и сердцем за детей. А это была только она – Татьяна Николаевна.

Думая над тем, как это осуществить, я рассмотрела и свои доходы. В месяц на моё содержание выделялось сто тысяч рублей. Остальная сумма с дивидендов от стартапа отца по праву наследования шла в накопительную часть, которой я смогу распоряжаться, когда мне исполнится двадцать один год.

Получается, и я не могла выкупить это здание. И тогда пришла идея с благотворительностью.

Дядя Саша оформил все документы, открыл счёт в банке. Мы с Соней начали искать здание для проведения мероприятия. Сашка с тётей Таней составляли список людей, которых надо пригласить, чтобы получить как можно больше взносов. Соня с Татьяной Николаевной и детьми из приюта готовились к мероприятию. Полторы недели мы почти не спали и не ели. Все трудились, как могли, и общими усилиями нам удалось всё организовать. Выступления, рисунки, поделки, старинные вещи, аукцион, парочка артистов для привлечения внимания. Так как во всех соцсетях тоже распространяли пост, пришли два представителя из медиахолдинга, что нас всех очень порадовало. Журналистов позвали, чтобы те осветили мероприятие, к тому же богачи на камеру легче прощались со своими деньгами. Под конец мероприятия нам не хватало относительно небольшой суммы, и когда эта Тамара согласилась её предоставить, радости нашей не было предела. Мы все вместе с ней позировали на камеру, говорили в интервью, что она – спасительница детей. А сегодня с утра выяснилось: всё это был блеф! Игра на публику! Она не собиралась перечислять обещанную сумму, отделавшись килограммами вещей из секонд-хенда.