– Дум! – донеслось из коридора. – Дум, дум!

Содрогания соседской двери отдавались в стену.

У меня задрожало зеркало в прихожей, а вешалка затрясла рогами, как сердитый олень.

– О, майн гот, только не сейчас! – взмолился мужской голос.

Мимо моей двери торопливо протопали подкованные сапоги.

– Не упусти его! – пришпорила меня Тяпа.

Я с сожалением посмотрела на Райкин обморочный мобильник и отказалась от мысли бросить его в свою сумочку.

– Живее, живее! – торопили меня Тяпа и Нюня.

Я вбила ноги в кроссовки, машинально посмотрелась в зеркало, увидела там нечто красно-бело-синее, как государственный флаг, и с трудом удержалась от салюта.

– Со-юз не-руши-мый! – басовито напела Нюня подходящую патриотическую строчку.

– Раисы и Тани! – Тяпа живенько обновила текст незабываемого гимна.

И со словами:

– Сплотила навеки великая Русь! – я вышла из номера, захлопнула дверь и заторопилась вслед за мужской фигурой в форме немецко-фашистского захватчика.

Эсэсовец сел в такси, и я сделала то же самое, предупредив водителя, чтобы он держался на некотором расстоянии от преследуемой машины, но ни в коем случае не упустил ее. Судя по выражению лица таксиста, он не прочь был разузнать о моих планах побольше, но я не собиралась трепаться, поэтому пресекла неуместное любопытство небольшим, но эффектным представлением. Сначала я поднесла к губам запястье и, сосредоточенно глядя на капот предыдущего такси, с напором проговорила в циферблат наручных часов:

– Первый, Первый, я – Второй! Вижу цель!

Потом приложила часики к уху, послушала бодрое тиканье, кивнула, произнесла в циферблат:

– Вас поняла. Свидетелей убирать? – и вновь прилепила часы к уху, косясь на водителя.

Он тут же сделал мину, которой было самое место на картинке в сборнике русских пословиц рядом с выражением «Моя хата с краю, ничего не знаю!». Последующие двадцать минут нашей поездки в салоне автомобиля царило молчание – нерушимое, как союз свободных республик.

За это время мы выехали за город. Справа по борту виднелось море, до половины загороженное сплошной разновысокой стеной объектов курортно-туристического назначения. Слева потянулся неухоженный субтропический лес. Эсэсовец остановил машину напротив вывески мини-гостиницы с заманчивым названием «Мечта», но в калитку с зазывной табличкой «Есть свободные места с элементами комфорта!» не вошел, а пересек шоссе и двинулся в лес. Я расплатилась со своим приятно неразговорчивым водителем и тоже вышла из машины, напоследок подбодрив таксиста словами:

– Родина вас не забудет!

Судя по скорости, с какой покинутый мною автомобиль совершил разворот прямо посреди трассы и умчался назад в город, водитель предпочел бы не вечную память, а полное забвение своего маленького подвига во имя нашей с ним общей родины.

Тем временем иноземный враг, безжалостно попирая сапогами сухие рыжие заросли прошлогодних сорняков, внедрился в лес. Разумеется, я пошла за ним, неукоснительно соблюдая приемы конспирации и маскировки на местности, известные по детективным книжкам и шпионским фильмам. Объект ничего не заподозрил и ни разу не оглянулся. Этот успех дался мне с немалым количеством свежих царапин, которые обогатили и без того яркую расцветку моих рук и ног причудливыми алыми линиями. Еще я рассадила щеку о шершавую кору пицундской сосны, к стволу которой в конспиративном порыве прильнула слишком страстно.

Следуя тернистым путем сквозь ежевику и спотыкаясь о коварно затаившиеся в прелой листве коряги, я прошла через лес и оказалась на краю большущей поляны. Ее центральная часть была вспучена курганом, на вершине которого виднелись какие-то сооружения, в архитектурном смысле совершенно бездарные. А прямо передо мной протянулся довольно глубокий окоп, и эсэсовец уже бежал по нему, пригибаясь и придерживая на голове фуражку.

Я проследила за извилистой линией окопа и увидела, что ведет он в подобие шалаша из перепутанных веток, густо присыпанных землей и бурой листвой.

– Да тут все серьезно! – неприятно удивилась Тяпа. – Ну, и кто мне говорил, что фашистский концлагерь для сексуальных пленниц – это нереально?

– Думаете, Раечку держат там? – Нюня, оценив качество землянки, едва не расплакалась.

С первого взгляда на сараюшку было ясно, что тамошние места свободны даже от элементов комфорта.

Я представила себе мою подругу – как она лежит на холодном земляном полу, одетая в лохмотья, не спадающие с ее измученного тела, главным образом, благодаря бесчисленным виткам суровой веревки. «Гутен таг, майн либер фрейлейн!» – с издевкой говорит полумертвой пленнице холеный эсэсовец, похлопывая хлыстом по голенищу сверкающего сапога.

– Разве у него есть хлыст? – некстати спросила Тяпа. – Я видела только пистолетную кобуру.

– Интересно, есть ли в ней пистолет? – поежилась Нюня.

В этот момент громыхнул выстрел, потом другой, третий. Определенно, пистолет где-то был, и даже не один.

– Да тут полно фрицев! – ахнула Тяпа. – Бедная Райка, каково же ей пришлось!

Я не стала вдаваться в подробности Тяпиной версии Райкиного существования в землянке, потому что это могло меня сильно расстроить, а я не хотела расстраиваться – не время было предаваться скорби и печали. Я чувствовала, что для спасения подруги мне понадобятся все мои душевные силы. А когда я подобралась к вражескому шалашу поближе и разглядела ветку, которая выполняла функции несущей балки, то поняла, что и физические силы мне потребуются в самом полном объеме.

Наплевав на чистоту одежды, я легла на живот и поползла к землянке.

Девицу Егор Ильич заметил не потому, что она была дивно хороша. Наоборот! Единственным, что выделяло ее среди других, был цвет ее кожи – красный, как знамя партии большевиков. По молодости политически грамотный, как Мальчиш-Кибальчиш, Егор Ильич демонстрировал к пролетарскому кумачу пламенную любовь, но с годами радикально поменял убеждения и примкнул к буржуинам. Это, впрочем, не мешало ему показательно печься о родной стране. Девица же выглядела как ходячая реклама символа российской государственности: красная-прекрасная, в синих джинсах и белой футболке – настоящий триколор!

Заметив, что Егор Ильич провожает глазами некий объект за бортом автомобиля, бдительный бодигард проследил направление взгляда шефа и тоже увидел колоритную красно-бело-синюю особу. Она как раз свернула с обочины шоссе и направилась по тропинке в лес, то и дело приседая, словно по нужде, и вновь выглядывая из бурьяна, как змея из молодой ржи.

– Вот гадюка! – не удержался от восклицания Васька. – Эй, как тебя, земляк, останови машину!

Водитель послушно затормозил.

– Укачало, Вась? – ехидно спросил Алекс.

– Шеф, это она! – не ответив референту, Васька кивнул в сторону окна. – Татьяна Иванова, депутатская внучка!