Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опомнившись, Рубенс отцепился от Жербье и стал звать на помощь. Жербье кликнул людей из свиты Бэкингема, те прибежали, помогли поднять Валавэ, оттащили его под деревья. Гвардейцы отогнали горожан от помостов и от места, где произошла давка. Теперь зрителям приходилось подпрыгивать, чтобы разглядеть хоть что-нибудь за спинами дворян.
Однако свадебная церемония не остановилась. Камзол Бэкингема сиял на майском солнце жемчугами, словно ледяной факел, шаровары и башмаки герцога тоже переливались и сверкали драгоценным светом, так что сидевший неподалеку король Франции казался одетым довольно скромно.
Рубенс присмотрелся к одежде Жербье: приближенный Бэкингема был одет наряднее, богаче, чем он! Надо бы здесь, в Париже, приодеться, решил мэтр. Балтазар Жербье по-своему расценил этот взгляд и приобнял Рубенса за талию: мол, мы с вами упасть не должны!
Для Рубенса все складывалось прекрасно: еще накануне ему было неясно, – как подобраться к Жербье, и вот случай сблизил их, пролитая кровь ученого Валавэ объединила. Рубенс оглянулся, поискал приятеля взглядом: он надеялся, что Валавэ оказали помощь и отнесли домой. Дай бог выживет!
Паламед Валавэ и его брат Николя Пейреск рассказывали Рубенсу о Жербье, художнике-портретисте скромных способностей, которому удалось достичь многого: он жил с женой и детьми в собственном доме в Лондоне, ездил по Европе с поручениями от своего патрона Бэкингема, а нынче он английский посланник в Париже!
И вот они, два художника, стоят, поневоле обнявшись, и смотрят на блестящий спектакль, к которому Рубенс, увы, не имеет отношения. А низкорослый, пухлый (на двадцать лет моложе мэтра, бездарный живописец, пальцы, как сосиски) Жербье – да, этот приложил руку к королевской свадьбе, ведь он приближенный блестящего герцога, истинного правителя Англии.
Впрочем, Рубенсу Жербье нравился. Конечно, можно придраться к тому, что голландец болтает без остановки, прожорлив да еще и старается отобедать за чужой счет, к тому же тщеславен не в меру. Однако Рубенс находил много полезного в общении с ним, и самым важным было то, что новый приятель Рубенса умел придумывать выигрышные – для себя в первую очередь – интриги да ловко их проворачивать. Рубенс уважал удачливость. К тому же голландец услужлив; например, смог добиться, чтобы к Валавэ, сильно пострадавшему во время давки на королевской свадьбе, каждый день приходил личный врач Бэкингема, да и сам Жербье с утра отправлялся к библиотекарю французского короля – проведывал. Кроме того, он пообещал Рубенсу, что устроит ему знакомство с Бэкингемом.
И пожалуйста – исполнил!
Рубенс в Париже, он рисует самого могущественного человека Англии. Рубенс любовался герцогом; трудно представить другого человека, который бы так грациозно ходил, плавно поворачивал голову, поднимал подбородок. Вот с кого можно писать хищников! Тигр с физиономией…
– Простите, я отвлекся, милорд. – Рубенс, поглощенный рисованием, пропустил реплику герцога.
Они разговаривали по-французски, а чтобы говорить на этом языке, художнику приходилось напрягаться. «Тигр с физиономией тигра, – усмехнулся про себя Рубенс, – хотя дамы считают, что у герцога лицо ангела. Но оно у него хищное, прищур кошачий; надо запомнить, как он принюхивается, и глаза загораются изумрудным светом, а ресницы порхают. Никогда не видел таких ярких глаз прозрачного зеленого цвета!»
– А вы как думаете, мэтр Рубенс?
«Господи, опять… о чем он спросил? Зачем я отвлекаюсь… портрет же не самое главное теперь. Хотя – как сказать».
Рубенс видел, что герцог чем-то озабочен, и подозревал, что причина в том, что кардинал Ришелье не принял предложения герцога, с которыми тот явился в Париж. Рубенс и сам не раз испытал на себе холодность кардинала, знал, что этот человек гордится своей способностью унизить другого. Но чем может обернуться унижение Бэкингема?
– Посему больше я не смогу уделить вам времени, мэтр, но возможно, осенью увидимся.
– Не волнуйтесь, милорд, для карандашного наброска мне достаточно одного сеанса. Мое дарование таково…
– Говорю вам: осенью! – перебил герцог. – Заеду к вам в гости.
– Буду счастлив, милорд. Вы имеете в виду Антверпен?
– Ну, вы же там живете, – бросил герцог раздраженно. – Говорят, ваш дом – любопытное место?
– Мое любимое детище, милорд, хотя не думаю, что могу удивить вас чем-то. – Рубенс понял, что с герцогом надо притворяться скромным.
Бэкингем приехал в Париж с важным предложением – очень ценным для Франции, как он сам считал.
В марте не стало короля Якова. Новый король Карл Первый и герцог Бэкингем сделались всесильными правителями большой страны. Лорд Фрэнсис Бэкон тоже покинул сей мир: полгода назад он простудился, проделывая опыты со льдом, и не смог справиться с болезнью. Траур по старому королю в мае 1625-го еще продолжался, и свадьбу с французской принцессой Генриеттой-Марией можно было бы назвать поспешной. Но не чувства английского принца были тому причиной. Друзья Рубенса при французском дворе (весьма осведомленные люди) считали, что этот брачный союз придуман назло Испании, которая после странного и неудачного сватовства английского принца два года назад стала для Англии еще большим врагом, чем прежде. Брачный союз короля с Францией герцог Бэкингем задумал дополнить политическим союзом.
В связи с трауром и в полном соответствии с древней традицией король Англии Карл не поехал за невестой в Париж, на символической свадьбе здесь, во Франции, его заменял граф Карлайл. Бэкингем тоже приехал в Париж, с одной целью – предложить Ришелье объединиться против Испании. Жербье рассказал Рубенсу, что Ришелье при первой встрече с Бэкингемом обидно щурился, кривил рот в недоверчивой усмешке и вел себя недопустимо высокомерно.
«Что остается, глядя на этого разряженного в пух и прах красавца? Как еще могут реагировать другие мужчины на его присутствие?» – усмехнулся Рубенс, меж тем с удовольствием запечатлевая красивые черты герцога на холсте.
Ришелье не скрывал раздражения тем вниманием, которое герцог посмел прилюдно оказывать королеве Анне Австрийской, кардинал даже позволял себе за спиной у английского гостя высказывать свое мнение о нем. Мол, это человек не особенно благородный по рождению и еще менее благородный по духу. Говорил, что герцог не отличается ни добродетелью, ни образованностью; и вообще, он дурно воспитан. Ришелье пытался даже королеве рассказывать, что отец Бэкингема был пьяницей, а брат таким безумцем, что его приходилось связывать. «Да и сам герцог, – нашептывал Ришелье королеве, – балансирует между безумием и здравомыслием, не умеет сдерживать свои страсти». При французском дворе не было пока определенного мнения, как относится сама королева к подмигиваниям бесподобного Бэкингема. Возможно, она полностью равнодушна к его вниманию. Но, безусловно, в словах Ришелье, в его решении не идти ни на какие переговоры с Англией имела место элементарная ревность, Рубенс был согласен с мнением Жербье на этот счет. Рассматривая лицо герцога, он понимал, что в жизни не видел и не рисовал такого яркого человека!