По известным причинам приграничье всегда напоминает театр боевых действий, и бурам довелось испытать это в полной мере. Достаточно скоро они настолько удалились от цивилизации, что им пришлось учреждать новые своды законов и самим же следить за их исполнением. И если американцы со временем научились сражаться, как краснокожие — перебегая от дерева к дереву, то бурам пришлось овладевать навыками конных снайперов. Оглядываясь назад, можно говорить о значительном вкладе бушменов в историю Южной Африки. Ведь именно постоянное противостояние с ними толкнуло буров на такое изобретение, как коммандо. Система коммандос безотказно служила африканерам во время многочисленных приграничных войн. Она же породила и национальных героев бурского народа — таких знаменитых военачальников, как Преториус, Потгитер, Де Вет, а также воинов-политиков Боту и Смэтса. Если говорить об Америке, то и там тактика партизанской войны оправдала себя. Помимо опыта создания отрядов «военизированных фермеров» (которые сыграли решающую роль во время войны за независимость), она подарила американцам такого всенародного героя, как Джордж Вашингтон.

Итак, резюмируем. На ранних этапах развития Южно-Африканского государства можно было наблюдать два типа хозяйствования. Первый существовал на западе и предполагал оседлый образ жизни, при котором собственность переходила по наследству от отца к сыну. Колонисты жили в плодородных долинах, выращивали зерновые культуры, разводили виноградники и фруктовые сады. Второй же — более тяжелый и опасный — предполагал беспрерывное продвижение на восток. Длинные упряжки быков тащили походные вагоны, на которых размещалось все личное имущество треккеров. Основной их ценностью были стада крупного рогатого скота и овец, а жизнь сводилась к постоянному переезду с места на место в поисках новых пастбищ. В то время как белые переселенцы медленно двигались в восточном направлении, навстречу им столь же неспешно катилась волна черных племен. И столкновение — неотвратимое по своей сути — было лишь вопросом времени. К тому моменту, как британцы высадились на Капе, соприкосновение двух миграционных потоков уже произошло. Прогремели первые выстрелы, обе стороны успели похоронить своих убитых. Буры наконец-то столкнулись с племенами банту.

Так выглядела Южная Африка в 1795 году, когда горстка британских чиновников высадилась на берегу Столовой бухты. В то время англичане были настроены вполне миролюбиво, их гораздо больше волновал конфликт с Францией, который вскоре вылился в полномасштабную войну с Наполеоном. Вслед за чиновниками пришли английские миссионеры.

Некоторые историки склонны рассматривать буров как этакие обломки прошлого, затерявшиеся на бескрайних просторах африканского вельда. Якобы, удалившись от западной цивилизации, они сохранили в неприкосновенности менталитет семнадцатого столетия. Если это утверждение верно, то оно вполне объясняет проблемы, возникшие в девятнадцатом веке. Буры настолько были не похожи на людей промышленной эпохи, что найти с ними общий язык не представлялось возможным. А все дело в том, что в семнадцатом веке общественное сознание еще не успело пробудиться, и человек той эпохи в основном полагался на библейские суждения. В его понимании весь мир делился на христиан и язычников, и приоритет первых не подвергался сомнению. Что же касается примитивных народов (к коим относились чернокожие обитатели Африки), те занимали еще более низкое положение, нежели язычники. Буры мнили туземцев кем-то вроде животных и уж во всяком случае отказывали им в наличии души. Когда после многолетней изоляции буры столкнулись с просвещенным мнением Европы девятнадцатого века, то пришли в ужас. И знаете, что они сказали? «Разве допустимо обращаться с христианами подобным образом?» Разум бура попросту отказывался воспринимать идею равенства рас. Как может чернокожий недочеловек приравниваться — перед Богом и в глазах закона — к нему, белому христианину? А именно это ему и пытались внушить! Наивные англичане ожидали, что бур в десять минут проделает эволюцию, которая у Европы заняла целое столетие.

Повторюсь: если эта теория верна, то ни о каком взаимопонимании между англичанами и бурами не могло быть и речи. Ведь там, на просторах африканского вельда, столкнулись — не много не мало — два века, девятнадцатый и семнадцатый. Все помнят историю Рипа ван Винкля, который проспал двадцать лет. Буры в этом смысле оказались в куда более сложном положении: они-то выпали из жизни на целое столетие. Можете себе представить? Человек (я имею в виду собирательный образ бура) засыпает вскоре после Реформации, пребывая в полной уверенности, что, как учит Библия, на всех его черных слугах лежит проклятие Хама, а просыпается в мире, благополучно пережившем французскую революцию и уже вступившем в эру промышленного переворота!

Именно это и произошло с бурами: они в одночасье перенеслись из Средневековья в новейшие времена. И какими же они предстали перед современным миром? Суровыми и свободолюбивыми людьми, чей характер закалился в серии пограничных войн. Они разговаривали на особом языке, а в руке по-прежнему крепко сжимали Библию.

3

Сидя на веранде в ярких лучах утреннего африканского солнца, я наблюдал, как Свеллендам просыпается и приступает к своим ежедневным делам. Цветные мальчишки — самых различных оттенков кожи и возрастов — подметали тротуары перед магазинами. Занимались они этим неспешно, то и дело прерываясь, чтобы о чем-то побеседовать и громко похихикать. И мне подумалось: как это здорово — когда у тебя есть столько тем для обсуждения, столько поводов для смеха и столько времени для бесконечного повторения одних и тех же шуток! Тем временем народа на улицах заметно прибавилось. Школьники торопились на занятия. Время от времени по мостовой с грохотом проезжал запряженная мулами тяжелый капский вагон. Увлекаемый упряжкой из шести-восьми мулов, он катил либо в сторону железнодорожной станции, либо за город. Гораздо больше было легких повозок — с упряжкой из маленьких серых осликов и обязательным мальчишкой-погонщиком, восседавшим на оглобле.

По улице брела странная старуха с маленьким темным лицом — сморщенным и обожженным, точно плод мушмулы. Поравнявшись с гостиничной верандой, она остановилась и без всякого смущения стала меня разглядывать. Кофейного цвета обезьянье личико казалось печальным, в карих глазах светился простодушный детский интерес. Старуха была обряжена в невообразимые лохмотья и с ног до головы покрыта толстым слоем пыли. Проволочные браслеты на ее тонких, ссохшихся руках приводили на память ювелирные украшения египетских мумий. Чертами лица старуха сильно отличалась от прочих цветных обитателей Свеллендама, и я подумал, что, должно быть, в ее жилах течет кровь готтентотов. Насмотревшись вдоволь на мою скромную персону, старуха взмахнула маленькой коричневой рукой, отгоняя надоедливую муху, и засеменила прочь.

К этому моменту на веранде появился и хозяин гостиницы. Он подтвердил правильность моей догадки: старуха действительно принадлежала к потомкам готтентотского племени хессеква, которых еще можно встретить в окрестностях Свеллендама. Обитают здесь и выходцы из бушменов, я сам заметил двух желтолицых женщин с высокими монголоидными скулами и необычно маленькими ступнями и кистями рук.

Я решил осмотреть местное здание суда (или Дростди), которое некогда служило резиденцией свеллендамскому магистрату, а также местом приема всех высокопоставленных гостей. Это чудесное старое здание в капско-голландском стиле — беленые стены, окна восемнадцатого века и длинная, увитая плющом веранда.