«ДИТЯ МОЕ!» – произносит Бог. Пи, моргнув, начинает. Вперив взгляд в неприглядную башню камней, которую представляет собой сейчас дом 32, и почувствовав вдруг тот же самый неожиданный прилив сил (который помог ей противостоять нападению Роберта), она вытягивает руки по направлению к дому, развернув ладони и пальцы, и сейчас же здание начинает обваливаться: сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, кирпич за кирпичом, панель за панелью, камни и стекло – все сползает вниз, разбивается, и само здание с рокочущим грохотом опадает внутрь себя этаж за этажом. Пи совсем по-девчоночьи взвизгивает и, спохватившись, прикрывает рот рукой, пораженная произошедшим и удивленная теми разрушениями, которые она только что учинила.

В момент все кончено: дом 32 рухнул, и клубы пыли, вырвавшись из-под обломков, взметнулись вверх.

«О, ПИ!» – не скрывая своего удовольствия, говорит Бог, и она принимается прыгать и скакать, широко раскрыв озорные глаза, а внутри нее Бог смеется теплым смехом доброго дедушки.

Пи оборачивается. На островке безопасности, прямо напротив того места, где возвышался дом 32, стоит статуя, которую Пи помнит еще с тех времен, когда приходила к Арно, статуя, которую она никогда не любила: мать с ребенком, держась за руки, пристально вглядываются в небо над головой. Пи фыркает, на пару секунд концентрирует свое внимание на этой статуе, и та начинает дымиться, а потом взрывается, словно попкорн, – сперва мать, а затем девочка. Куски горящего металла взмывают в воздух и опадают, не задевая Пи. Стайка маленьких птичек, сорванная с места грохотом взрыва, суматошно удирает прочь.

От удовольствия глаза Пи расширяются. Чуть дальше по улице стоит дом 34, у которого желтая краска лохмотьями висит по краям входной двери. Пи фокусирует на доме взгляд и поднимает руки.

* * *

И так продолжаются день первый и ночь первого дня, и второй день, и вторая ночь. Все больше и больше работает Пи, без устали, без остановки. И Бог сопровождает ее – не давая наставлений, а только одобрительно посмеиваясь. Пи идет по городу, от улицы к улице, от дома к дому и от дерева к дереву, изливая свою волю на уродливый старый мир. Повинуясь только своему инстинкту, некоторые дома она не трогает, зато взрывает и поднимает на воздух целые кварталы, если того захочет ее внутреннее чувство.

И вот, наконец, в конце второго дня Пи перестает разрушать и начинает строить.

Используя только свою волю и свой дух, не прерываясь ни на мгновение, без страха и устали он расчищает руины поверженных зданий и на их месте возводит новые дома. Начать она хочет с той точки города, где когда-то стоял дом 32, но вдруг ей является идея, и на месте, где раньше стояла уродливая старая стеклянная башня, она решает возвести спиралевидный стеклянный дворец о ста комнатах ровно, каждая в разных тонах; и стоит ей подумать об этом, как дворец уже стоит и сверкает хрустальными ребрами.

Вернувшись к руинам, которые она нагромоздила на улицах города, Пи ставит на их месте новые сооружения. Каждое являет собой чудо свободного архитектурного гения, плод радостного творческого воображения. Вот пряничный домик, а вот величественный особняк, рядом с которым вознесся кукольный домик, увеличенный до человеческих пропорций. Там, где громоздился массивный приземистый дом 19, теперь ветвится здание в форме дерева с комнатами, каждая из которых врезана внутрь утолщений ствола наподобие жилища белки.

От радости Пи хлопает в ладоши. Танцует, лихо вращаясь на месте. Мир, новый мир встает вокруг нее.

«ОТЛИЧНАЯ РАБОТА! – говорит Бог, и Пи сияет. – ТЫ МОЕ ВСЕСИЛЬНОЕ ДИТЯ!»

Голос могуч и спокоен – как широкий звездный горизонт, рассыпающий серебро перед ее сверкающим взором.

* * *

На третий день наконец Пи доходит до Центрального храма, массивного, круглого в основании собора со стенами, прорезанными множеством окон и дверей. Пи вздыхает и складывает руки на груди, чувствуя внутреннее беспокойство. Трудно поверить, что все свое детство, всю свою жизнь она провела в тени этого убогого стеклянноглазого здания. А почему? Потому что ее родители боялись и этого здания, и работавших там людей – если бы эти люди узнали, что Пи глуха к голосу Бога, они бы ее забрали. Заставили бы родителей отказаться от нее, бросить.

Теперь никого уже нет. И родители Пи, и работники храма – все умерли. Осталась только она, Пи. Лукаво улыбнувшись, она поднимает голову, вздымает вверх руки, и Центральный храм взрывается изнутри, а когда пыль рассеивается, на его месте Пи возводит новый храм, в форме праздничного торта и совсем без дверей – любоваться можно, входить нельзя!

Сотворив это, Пи в первый раз испугалась – а не рассердится ли Бог за то, что она сделала с Его церковью.

«ПРЕКРАСНО! – говорит Бог. – ПРЕВОСХОДНО!»

Пи успокаивается.

– Спасибо! – говорит она и продолжает.

И на смену третьему дню приходит четвертый. Здание за зданием, улицу за улицей она делает мир лучше, чем он был до сих пор.

* * *

Мир всегда был таким – все время жизни Пи. Она никогда его не видела, но он выглядел именно так. С тех самых пор, когда его основали предки предков поколения Пи. Те, кого здесь оставили другие, – те, что отправились в странствие в поисках годной для жизни планеты. Оставшиеся, к роду которых принадлежала Пи, должны были ждать возвращения путешественников. Ждать и жить.

Но те так и не вернулись. Год за годом, десятилетие за десятилетием отцы-основатели делали то, что им было предписано. Они ждали, они жили. И когда отчаяние уже готово было заговорить в них, для них зазвучал голос Бога. Первой его услышала Дженнифер Миллер из дома 14, потом другие, потом все остальные. Бороться не было причины; не было повода делать этот мир прекрасным для жизни, потому что Бог сообщил им о будущем, и будущее их было коротким. Скоро, очень скоро они все должны «обратиться в обратимое».

Именно на это всегда указывал Роберт, и именно это так печалило и злило его все дни, пока Бог был с ними: после того как вслед за Дженнифер Миллер все стали слышать голоса, они были так очарованы смертью, что забыли, что это значит – жить. Все были так озабочены ожиданием того, как небеса опустятся на Землю, что перестали видеть мир, и мир стал медленно разваливаться на куски.

Роберта все это доставало. Пи до сих пор улыбается, вспоминая, как смешно он брызгал слюной, вздыхая и поминутно поправляя очки на носу.

Жаль, что он не дожил до этого, не увидел, как Пи уничтожает старый мир и строит новый.

В конце линии башен Пи видит отвратительный с виду автомобильный гараж, и сейчас же строение взлетает на воздух и превращается в пыль, а когда пыль рассеивается, на его месте образовывается поле зеленой травы с раскиданными тут и там купами деревьев, украшенных яркими желтыми цветами – точь-в-точь как Пи представила это в своей голове.

В конце концов, Роберт хотел именно этого – что бы все выглядело красивым. Чтобы мир был прекрасен.

Но когда Пи принимается изучать свое новое создание, смутная тень ложится на ее сердце.