Хотелось вскочить и бежать в лазарет. Проверить, не обманул ли палач. Узнать, там ли находится Эйхард, не нуждается ли он в ее помощи.

Глупая!

Конечно, он в ее помощи не нуждается. Скорее всего, он ненавидит ее сейчас так же, как ненавидел Ульнару. Ведь она, Лирин, по сути, сделала с ним то же самое, что до нее делала предыдущая хозяйка.

Она пыталась его сломать.

Пыталась поставить на одну ступень с остальными рабами, забыв, что он свободный мужчина. Забыв, что он воин.

Или не желая об этом помнить.

Она могла бы долго копаться в себе, выискивая причины ярости, обрушившейся на Эйхарда. Но истина лежала на поверхности. Так близко, что она в упор отказывалась ее замечать.

Окруженная раболепными и покорными мужчинами, живущими только ради того, чтобы удовлетворять ее прихоти, она до сих пор не могла забыть и отпустить то, что случилось с ней в старом трактире. И Эйхард был для нее не просто человеком, принесенным в жертву ее безоблачному будущему, он был олицетворением насилия, которое она пережила.

Лирин металась в своих покоях, как львица в клетке. То бросалась к окну, до боли в глазах вглядываясь в залитый солнечным светом фруктовый сад, то падала в кресло и дрожащими руками подносила ко рту бокал с виноградным вином. Прихлебывала и давилась, нервно ломая пальцы. Терла виски, пытаясь вернуть себе самообладание. Но даже вино не помогало обрести душевное равновесие.

Когда настало время обеда, Аини, обнаружив, что есть ей придется одной, отправила прислужников за сестрой. Но те, испуганные нервным поведением наследницы, не осмелились ее потревожить. Но и вернуться ни с чем в трапезный зал они тоже не могли. Так и остались сидеть в коридоре, подпирая стену напротив дверей, ведущих в покои Лирин.

На них-то она и наткнулась, когда, не выдержав волнения, решила выйти из добровольного заточения.

Рывком распахнув двери, девушка вынуждена была замереть. Вопросительный взгляд упал на трех молодых мужчин, сидевших на коленях у противоположной стены.

– Кто вы и что вам здесь нужно? – отрывисто проговорила она. Настроение не способствовало приятной беседе. Да с рабами и не беседуют.

– Ваша милость, – один из них уткнулся лбом в пол, остальные синхронно повторили его маневр, – нас послала госпожа Аини. Она ждет вас в трапезном зале.

Лирин прищурилась. Напоминание о так называемой сестре было не очень приятным. Сейчас ей меньше всего хотелось видеть эту маленькую ехидну. И откуда только в обычном ребенке столько яда? Хотя, сама она вряд ли бы додумалась до тех выводов, которые озвучивала сегодня. Здесь чувствовалась рука покрупнее.

Мелек. Дворцовая жрица.

Решение было принято молниеносно. Вот куда она направится вместо обеда. Пообщается с этой таинственной личностью, а заодно и узнает, действительно ли Эйхард был отправлен к лекарю, а не в святилище.

Эйхард!

Эрг бы его побрал!

И почему она вспомнила владыку Севера именно в этот момент? Там, в Ангрейде, женщины молились Арнеш – покровительнице домашнего очага. Но именем Эрга они проклинали, считая, что только верховный бог имеет власть наказывать мужчин за несдержанность и жестокость.

Но теперь старых богов лучше забыть. У нее другие покровители. Бенгет.

– Передайте моей сестре, что сегодня я не буду обедать. У меня другие дела.

Развернувшись, Лирин быстрым шагом направилась вдоль по коридору. Следом за ней бесшумно скользил Лирт – незаметный спутник, превратившийся в ее тень.

Девушка негодовала. Но в этом негодовании сквозила львиная доля горечи.

Почему? Ну почему, когда в минуту отчаяния и боли она призывала Пресветлую Арнеш, та не ответила? Разве богиня, которой от рождения посвящался каждый младенец женского пола, не должна была откликнуться на мольбы одной из своих дочерей? Не должна была защитить от надругательства?

Или она молча взирала на это из своего радужного дворца, расположенного в небесах?

Раньше Лирин была уверена, что это естественный порядок вещей: мужчина владеет, женщина подчиняется. Мужчина – хозяин, женщина – его вещь. Но ведь о ценной вещи принято заботиться. Принято ее беречь и охранять. А с женщинами все было совершенно иначе. Они становились разменной монетой, ходовым товаром, приятной мелочью, от которой в любой момент можно избавиться, если она надоест. Они были бесправными и порой стоили дешевле, чем тряпки, в которые были одеты.

Так было в Ангрейде.

А здесь, в Амарре, Лирин познала другую жизнь. Здесь она сама стала владычицей сотен судеб, и сотни жизней теперь зависели от нее. Теперь она хозяйка, и все мужчины вокруг нее не более, чем ее личные вещи.

Оказывается, власть – приятное чувство, будоражащее кровь сильнее, чем молодое вино. И так же, как и вино, оно кружит голову и заставляет терять рассудок.

Именно это сегодня случилось с ней. Она сорвалась.

В глубине души испытывая вину и угрызения совести, Лирин всеми силами пыталась их подавить. Но отчего-то не получалось.

Аскары, стоявшие на посту, поспешно распахивали перед ней двери. Лирин практически не замечала присутствия этих молчаливых бритоголовых мужчин, похожих на застывшие статуи. Она стремительно шла вперед, минуя поворот за поворотом, коридор за коридором, галерею за галереей, пока, наконец, не остановилась перед входом в святилище. Здесь двери заменяла тяжелая ткань цвета свежей крови, сквозь которую поблескивали огоньки свечей, днем и ночью горевших в маленьких нишах на стенах святилища.

Лирин кивнула, и Лирт услужливо одернул занавесь, открывая перед девушкой арочный вход. Из темноты, лишь немного разряженной свечами, пахнуло ароматом трав и благовоний. А еще запахом крови.

С трудом подавив тошноту, Лирин шагнула вперед.

Здесь она еще не была. Да и саму Мелек видела лишь однажды, в тот день, когда попала сюда. Тогда жрица явилась в покои наследницы закутанная так, что были видны только глаза, густо подведенные черной сурьмой. В тот день Лирин была так взволнованная и взбудоражена, что почти не обратила внимания на ее приход. Но взгляд запомнила: цепкий, колючий, пронизывающий. Взгляд человека, привыкшего незримо руководить событиями и людьми вокруг себя.

И вот теперь ей предстояло встретиться с этой женщиной еще раз, а заодно и найти связное объяснение, почему наследница Маренкеш забросила посещение храма.

Стоило переступить порог святилища, как красное полотно опустилось, отрезая от внешнего мира. Сразу стало тихо, словно весь мир обезмолвил, и в этой пугающей тишине раздавалось только потрескивание свечей. А еще теплый, удушливый запах воска и благовоний плотным коконом сомкнулся вокруг Лирин. Казалось, он мельчайшими частицами оседает на ее одежде и волосах. Она чувствовала, как он покрывает ее кожу липкой субстанцией, проникает в каждую пору, забивается в рот и в нос, мешая дышать.