Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помолчите, Дарья Алексеевна! – огрызнулся он. – Не вам меня учить. Хотите, чтобы руки связал?
Освещение на гауптвахте было отвратительное. Тут пахло потом, страхом, чем-то гнойным и тухлым. Узкий коридор, клетушки за решетками.
Никита вертел в руке связку ключей, отобранную у начкара, глядел на узника, скрючившегося на шконке. В свете фонаря блестели ободранные стены, паутина, свисающая с потолка.
Мужчина знал, что на него смотрят, высунулся из-под пыльного одеяла и подслеповато моргал. Стекла очков изъели трещины, толку от них не было. Арестант осунулся, щеки ввалились, редкие волосы стояли колом. Определить его возраст было невозможно.
– Я офицер советской контрразведки. Представьтесь, пожалуйста, – проговорил Никита по-немецки.
– Хоть кто-то начал нами интересоваться, – с хрипом выдавил этот тип. – Я не военный человек, занимался мирными медицинскими исследованиями. Меня зовут Гельмут Рунгер, я старший лаборант филиала исследовательского института в Дессау.
– Да, это один из тех, – возбужденно прошептала Даша. – Крузе сказал, что его зовут Клаус Эрдман, он ближайший помощник и сподвижник доктора Штеллера.
– Уверены, Дарья Алексеевна? Человек истощен, небрит.
– Поверьте, Никита Андреевич, я не путаю лица. У него те же черты.
Мужчина услышал знакомые фамилии и заметно заволновался, начал всматриваться, кто стоит за спиной советского офицера.
– Вы не ошибаетесь? – обратился к нему Попович. – Вы убеждены, что ваше имя Гельмут Рунгер? Подумайте хорошо, а пока мы не будем вам мешать.
Персонажи, сидящие в соседних камерах, Никиту не интересовали. Один сдавленно молился, другой припал к решетке и хрипло умолял товарища офицера вывести его во двор и расстрелять. Мочи нет терпеть эту несправедливость.
В последней камере съежился на нарах человек, щурился от света, бьющего в лицо. Он напоминал какую-то хищную птицу, старую, полинявшую, ощипанную, не имеющую никакого интереса к жизни. Кожа обвисла, нос торчал крючком. Но что-то в этой жизни его пока тревожило. В невыразительных глазах мелькнул страх.
– Контрразведка Красной армии, – проговорил Попович, испытывая странное чувство.
В горле у него пересохло, спина зачесалась.
– Это доктор Штеллер, – глухо шепнула Даша. – Видит бог, Никита Андреевич, он и есть.
Со слухом у узника, похоже, были проблемы. Он молчал, но глазки бегали. Остановить их движение этот фрукт не мог.
– Вы неразговорчивы, – подметил Никита. – Добрый вечер, доктор Штеллер.
– Вы меня спутали. Я не доктор Штеллер. Он погиб, я видел его труп. Мы с ним немного похожи. Меня зовут Зигмунд Киттель, я член рабочей группы, сформированной для исследований доктором Штеллером.
– Неужели?
– Пусть руку покажет, – подсказала Даша.
Никита совсем забыл об этом.
Узник мрачно выслушал распоряжение, поколебался, протянул правую руку. Попович велел ему показать другую. Арестант неохотно сделал это.
Да, левый мизинец был заметно искривлен, как-то вызывающе торчал в сторону. Кость неправильно срослась после давнего перелома.
У Штеллера задрожала нижняя губа. Он едва усмирял панику, обуявшую его.
– Вы будете настаивать, что ваше имя Зигмунд Киттель? – вкрадчиво спросил Попович.
– Не понимаю, о чем вы.
– Хорошо, завтра мы доставим сюда некоего Отто Крузе. Пусть он разрешит наш маленький спор.
– Даже не представляю, что вы хотите сказать. – Упрямство в этом человеке было поистине ослиное.
– Доктор Штеллер, ваша вакцина не работает, – сказала вдруг Даша на немецком.
Никита вздрогнул. Еще один сюрприз!
– Вы допустили несколько грубых просчетов в составлении формулы. Пять подопытных, подвергшихся финальному испытанию, все же заразились. Вам просто об этом не сообщили. Их быстро отправили в крематорий. Инкубационный период оказался длиннее обычного.
– Это неправда! – провизжал сиделец. – Вы лжете, этого не может быть! Я лично все проверял! – Он осекся, замолчал, стал злобно кусать потрескавшиеся губы.
– Браво, Дарья Алексеевна, – сказал Никита. – Вы второй раз за сегодняшний день меня приятно удивляете.
– Я сама себя удивляю, – проворчала Да-ша. – Видимо, хочется отличиться перед расстрелом.
Никита задумался.
«Вероятность, что абверу потребовалась именно эта парочка, растет как на дрожжах. Доктор Штеллер сделал открытие. Формула вакцины известна только ему. Понятно, что этот субъект им крайне важен. Вывезти его с гауптвахты, изолировать? Но какими силами? И куда? Нет, как ни крути, самое надежное место здесь».
Никита и Даша поднялись наверх, пересекли двор, вошли в караульное помещение. Вытянулась бодрствующая смена, подбежал начальник караула.
– Рябинин, кровь из носа, усилить охрану гауптвахты, пока не прибудут люди из штаба дивизии! – приказал Попович. – Никого к арестантам не пускать. Записывать всех, кто сюда придет. Потом доложишь. Дело серьезное, на кону государственная безопасность. Пропускаешь лишь людей с документами контрразведки в чине не ниже подполковника. Все претензии ко мне. Я ясно выражаюсь?
– Так точно, товарищ майор! – Лейтенант невольно вытянулся.
У КПП шла перебранка. Помощник начальника штаба капитан Квашнин стоял у открытой двери полуторки и злобно шипел на дежурного сержанта. Тот вертел в руках бумажки и робко качал головой. С документами на вывоз что-то было не так. В кузове лежал груз, укрытый брезентом. Что-то угловатое, выпирающее.
Квашнин не сразу заметил майора контрразведки и предательницу трудового народа. Замешательство его было явным, он судорожно пытался его скрыть.
– Вывозим что-то запрещенное, товарищ капитан? – пошутил Никита.
– Коробки с махоркой для стрелковых батальонов, товарищ майор, – неохотно признался Квашнин. – Печать поставили в конторе вещевого склада, а подпись забыли. Там уже все ушли, а ребята ждут. Добрый вечер, Дарья Алексеевна, – выдавил он. – Не ожидал вас сегодня тут встретить.
«А где ты ожидал ее встретить?» – подумал Никита.
– Я слышал, эту женщину арестовали, да? – Капитан испытывал неловкость, но что-то не давало запрыгнуть на подножку.
Водитель нетерпеливо газовал.
– Вы неплохо информированы, Павел Юрьевич, – сказал Попович. – Кстати, спешу вам сообщить, что мы отработали ваш донос на капитана Ольховского. Он тайно навещал любовницу в Тракторном переулке. Это Чеботарь Тамара Никаноровна. Она работает председателем городского совета. Василий Миронович Микульчик, на которого вы нам указали, пока виновен только в том, что благоволил к Дарье Алексеевне, что вам крайне не нравилось. Еще совсем недавно вы к ней тоже благоволили, и это не может не вызвать нашего интереса.