Осади, «Красотка»! Теперь мой черед покорять Голливуд!

Роберто — итальянец по происхождению. Он парикмахер, но всегда мечтал быть шеф-поваром. Он стрижет меня вот уже почти пятнадцать лет, и за все время нашего знакомства ни разу не случалось, чтобы он не обсуждал еду со страстью, достойной мишленовских заведений. В салоне красоты суббота — жаркий день, Роберто что-то рассказывает о принадлежащем брату бистро в Хайгейте, которое мне непременно нужно посетить, и я отключаюсь. Телятина по-милански — это, конечно, здорово, но в Хайгейте я бываю только на кладбище, на могиле родителей.

И как-то не очень представляю, что соберусь по дороге туда подкрепиться.

Роберто орудует ножницами, я киваю и улыбаюсь.

Просматриваю газету, в глаза бросается дата — и я застываю.

Газета напечатана ровно через три месяца после моего отъезда из дома. Я уже три месяца живу не там. Значит, в последний раз я занимался любовью с женой больше четырех месяцев назад. При мысли об этом я с трудом сглатываю, меня переполняет желание увидеться с ней, обнять. Понимаю — не суждено.

И мысленно возвращаюсь к той ночи, когда случился разрыв. Тогда я не сомневался, что Бет немного остынет, а потом пустит меня обратно.

Даже когда стало ясно, что этого не произойдет, я все равно был уверен: надо подождать, и мы так или иначе сойдемся.

А сегодня в моей жизни нет ничего определенного.

И это единственное, в чем я уверен.

Сегодня утром я пришел к Роберто, и сюда же согласился заехать за мной Бен. Вон он ждет на улице.

Отсюда мы направимся прямо на тренировку в ближайший парк. У моих ног — сумка: кроссовки, спортивный костюм, все прочее. Бен решил начать программу моих тренировок с кросса. Сегодня мне предстоит пробежать три километра. Взгляд на часы.

До начала «тренировки» тридцать минут. Честно говоря, боязно, ведь сто лет не бегал. Надеюсь, такой подвиг мне по силам. Я уже сообщил Кире. Она оценила мое намерение бежать благотворительный мини-марафон, однако напомнила о необходимости поговорить с Мег. Сбор денег — это отлично, но главное, в чем нуждается Ной, — стволовые клетки.

Я достаю сотовый и отправляю дочери эсэмэску.

Она не ответила уже на два сообщения и звонок. Я начинаю волноваться.

Тыковка, встретимся гденить вечерком?

Она отзывается немедленно:

Сегодня суббота, я уже взрослая, не забыл?

ОК, тогда когда?

Завтра я прибираюсь в своей комнате. Мама ворчит, что мне надо разгрести бардак, а то вдруг дом продадут. Думаю, тебе пора готовить ВЖ (впечатляющий жест), а то и парочку. Серьезно, папа, соберись. Увидимся дома утром. Мамы не будет, она работает.

Черрт… Пишу ответ:

Отлично.

Хотя чего тут отличного? Рассказывать все Мег в нашем семейном доме? Да у меня язык не повернется!

Ппойдем тогда куданить пообедаем?

Не выйдет. Джек готовит обед. Не отказаться. Если хочешь встретиться, приезжай, х

Соглашаюсь на утро воскресенья и посылаю дочери поцелуй. Не верится, что дождался поцелуя от нее.

Едва я встаю из кресла и направляюсь в кассу, Бен поднимает голову и смотрит в сторону двери. Я показываю ему растопыренную пятерню.

— Через пять минут. Погоди, — говорю я ему и иду в сторону крошечного туалета.

Выхожу из здания и всеми силами стараюсь оттянуть первую тренировку. Я заболел, у меня мигрень, я натер ногу. Бен пропускает мои отговорки мимо ушей. Я даже рискую сказать ему правду: мне очень страшно. Спрашиваю, кому в голову могла прийти такая дикая идея. Он честно напоминает — мне.

Я предлагаю вместо тренировки навестить могилу родителей, напоминаю брату, что он сто лет там не был, и сам стыжусь этого напоминания. Даже предлагаю угостить его в местном бистро телятиной по-милански. Он спокойно на все соглашается — после пробежки.

У меня болят все мышцы, но я справился, без остановки пробежал три километра. Мог бы и продолжить, однако Бен меня остановил — нельзя перегружать себя в первый день. Приятно.

Я уже с нетерпением ожидаю завтрашней пробежки вдоль реки. Утром, перед встречей с Мег.

Бен проезжает рядом с Хайгейтом.

— Пообедаем до или после кладбища?

— Давай после. Слушай, кладбище — это необязательно.

Если тебе нужно к Карен… Я предложил, просто чтобы оттянуть пробежку.

— Знаю, но мне туда нужно. Ты прав. Слишком давно.

Как часто он думает о родителях? Как часто вспоминал их, пока путешествовал по миру?

Я молча переодеваюсь на заднем сиденье автомобиля, что само по себе уже подвиг.

— Слышал новости про Бет? — Он ловит мой взгляд в зеркальце заднего вида.

— Откуда бы?

— Ну, полагаю, услышишь, если как-нибудь ей позвонишь. Если тебе интересно, чем она вообще занимается.

Я улавливаю в его словах подколку, но сдерживаюсь.— Что за новости?

— Ее песня прошла отбор. Для кино. — В зеркальце Бен следит за моей реакцией.

Я застываю.

— Ну ничего себе! Молодец! Просто фантастика.

А что…

— Позвони ей, Адам. Нет решительно никакой причины не звонить. Используй новость как повод для звонка. Возможно, стоит поговорить с Бет про нее, а не про тебя. Почему бы вам двоим не начать жизнь с чистого листа?

Заправляю рубашку в джинсы. Брат по-прежнему не сводит с меня взгляда.

— Ты прав. Вечером позвоню.

— Отлично. И не тяни. На следующей неделе она уезжает в Лос-Анджелес.

Этого я не ожидал.

— Что, правда?

— Встреча с продюсерами. Киностудия оплатила билет бизнес-класса.

— Ничего себе! — повторяю я. А что тут скажешь?

Странное ощущение. С одной стороны, я рад. Бет заслужила успех, заработала его тяжелым трудом и самоотречением.

Я испытываю за нее гордость. Только вот имею ли право на эту гордость?

— Вот и позвони. — Бен ведет машину по боковой улочке мимо кладбища. Когда мы оказываемся напротив главных ворот, он качает головой. — А я и забыл, какие огромные здесь дубы. Удивительные, правда? Помнишь наше дерево? Огромное такое.

Память — интересная штука. Мы с Беном называли «своим» гигантский каштан с сучковатым стволом.

От нашего дома до него было пять минут неспешным ходом, и стоял он на земле местного фермера.

Мы тайком бегали к маленькому озеру, и этот каштан был единственным деревом на берегу. Мы цепляли к нему старую веревку, стянутую из отцовского сарая. Каждое лето мы возвращались туда, крепили веревку и качались до изнеможения. Сейчас кажется странным, что нас ни разу не засекли. Даже не спросили ни разу, куда это нас носило.